Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

Ведьма пододвинула к нему чашку и прижала свою:

– Я здесь, граф Дуб.

– Я… не знаю, что делать, – сказал он. – Скажи мне, как моя сестра пожелала бы, чтобы я поступил. Все разваливается на части, и я не знаю, что я здесь делаю.

Кайо не узнавал собственный голос. В нем присутствовали нотки отчаяния. Мужчина закрыл лицо руками. Обе его старшие племянницы теперь замужем за государственными врагами, которые разорвут этот остров на части, и Кайо не понимал, как их можно остановить. Особенно этого скользкого Тира Коннли.

Кайо взмахнул руками, лежащими на столе:

– И, как говорит моя сестра, я даже не могу объяснить Риган, почему это неправильно, что она вышла замуж за Коннли!

– Я знаю, – пробормотала Брона. Она положила свои руки поверх его. – Я знаю, Кайо. Риган не стала бы слушать твои речи.

Мужчина глубоко вздохнул:

– Моя земля умирает. Земли вокруг – тоже. Пастухи должны вести свои стада все выше и выше, все дальше вглубь по направлению к этому лесу, поскольку даже болота не дают достаточно пищи. За последние два года мои коровы телились все меньше и меньше. Деревья цвели лишь половину необходимого времени, в зависимости от того, насколько далеко они находились от центра Иннис Лира.

Ведьма кивнула:

– Остров тянется внутрь, чтобы укрепить власть, с тех пор как наш король закрыл колодцы и прекратил все корневые благословения.

– Так что же делать? Знаешь, я ведь ощущаю этот остров всем своим нутром, Брона. Я чувствую обещание, данное Далат, и я в отчаянии.

– Так же, как и я, Кайо.

– Брона…

– Выжди, будь сильным. Когда Элия вырастет, наступит подходящее время.

У графа Дуба перехватило дыхание.

– Элия! Элия – тень самой себя. Она неприкасаемая. Я должен забрать ее, увезти в жилище наших матерей и спасти ее. Это единственный выход.

– Кем же она была бы на земле твоих матерей? – спросила Брона.

– Внучкой императрицы, по крайней мере, любимой и способной благоденствовать. Ее отец и звезды и защищают Элию, и душат своей преданностью.

– Какие у нее возможности?

– Какие она сама себе пожелает. Ты просто не знаешь, что за женщины в Третьем королевстве. Женщины… центр и мощь всего мира. Это правило, и мы знаем это в пустыне.

Брона слегка улыбнулась.

Кайо продолжал:

– Все ее люди находятся там же. Элия была бы среди них своей. Менее необычной, но и менее обремененной.

– Она хочет уехать?

– Да нет. – В расстройстве Кайо сжал кулаки. – Однако она не может знать, на что похожи другие государства. Элия с детства не знала ничего, кроме Иннис Лира. Ей только пятнадцать, но ты не видела ее сейчас, Брона. – Его взгляд застыл на ведьме. – Сердце Элии разбилось, когда Эрригал и Лир забрали у нее твоего сына. Они очень любили друг друга. Они любили друг друга, ничего не получая от этой любви, кроме самой любви. Ты когда-нибудь так любила? Я не знаю, как они так могли. И Лир не знает. Существует слишком много пластов верности, лжи и полуправды, чтобы взрослые могли так любить. У Элии была такая любовь, и возможно, она перенесла бы ее во взрослую жизнь, если б их не разлучили. Теперь в ней живет глубокое недоверие, и оно хуже, чем ярость ее сестер или отцовский фанатизм.

Кайо замолчал и закрыл глаза, чтобы не завопить. Он не мог разговаривать на эту тему с братом Лиром – тот отказывался даже упоминать имя Бана в его присутствии, тем более, предполагать, что его дочь мог вдохновить бастард с ужасными звездами. Граф вновь взглянул на Брону:

– Разве ты не понимаешь? Я должен действовать.

– Понимаю, – прошептала ведьма и встала. Она отошла, и Кайо тут же ощутил потерю, хотя она всего лишь подошла к коробке, спрятанной на угловой полке рядом с очагом, и принесла ее.

Коробка была вырезана из темного дерева, на ней была выгравирована метка на языке деревьев. Кайо понимал некоторые из слов, но не мог ни читать, ни писать на этом языке, кроме основного благословения плодородию, которому он научился, будучи графом над всеми этими умирающими болотами. Кайо никогда не был уверен, что земля действительно его уважала, и он просил свою бабушку научить его заботиться о нуждах в пределах своих границ. Не было ли разложение в каком-то смысле его виной, не был ли граф Дуб чужим в своих мыслях и скитаниях, чтобы полноценно заботиться о корнях? Бабушка игнорировала его тревогу и упрекала за незнание простейших благословений. Некоторое время земля Кайо процветала. Теперь – нет. Кайо чувствовал, что королевский отказ от воды корней вынудил остров укреплять свою власть здесь, в Белом лесу и все же… И все же Кайо не мог не представлять, что если бы он был более предан Иннис Лиру, никогда бы его не покидал ради путешествий и не отвергал связи с родиной, то корни бы процветали. Ведьма содержала свою часть острова и здоровой, и целой. Почему он так не мог?

Брона подняла крышку, чтобы показать стопку изношенных, позолоченных карт и маленькую шелковую сумку. Не говоря ни слова, ведьма взяла карты, перемешала их, а потом передала Кайо. Он неуклюже сделал то же самое, глядя на изображения корон и звезд, перьев и когтей, червей и корней.

Брона снова взяла карты и выложила все двадцать семь штук в четыре круга, по спирали из центра. Женщина перевернула шелковую сумку на ладонь и подышала на нее. Ведьма прошептала благословение на языке деревьев, и на разложенные карты упали кости.

Каждая из девяти костей сильно ударилась, подскакивая по столу, пока не остановилась. Кайо вздрогнул и уставился на карты.

– Они всегда так падают, граф Дуб, – промолвила Брона после долгого молчания. – Всякий раз, когда я бросаю их для Иннис Лира и Элии Лир. Корона деревьев, Святые звезды и Птичьи черви выстраиваются на всех девяти картах специфичной мастью звезд. Выбор. Сердце и терпение. – Брона покачала головой на Кайо. – Даже сейчас, когда ты здесь, ничего не меняется.

– Что же они значат? Я такие кости не знаю. Их запретили очень давно – почти тогда же, когда я вернулся.

Мужчина не мог перестать смотреть на серебряные линии, нарисованные вдоль корней деревьев каждой карты и на идеальную синеву червей. Края карт Броны казались мягкими и изношенными. Мазки какой-то краски и капли или две потемневшей крови запятнали карту с прекрасной черной птицей, идеально разрезанной на половины, но все еще