Немезида ночного ангела - Брент Уикс

Но все же он мной воспользовался.

Логан теперь король, а не идеалистичный мальчишка, чья наивность так раздражала меня в юношестве.

Я вдруг чувствую, что скучаю по тому мальчишке, – хотя, наверное, зря.

Все эти мысли проносятся в моей голове за секунду; я словно прыгнул с невысокого камня в холодное, горное озеро и вынырнул из-под воды отрезвленным, стал видеть мир яснее.

Рефа'им не пытается сделать мне больнее, хотя наверняка видит, как поникли мои плечи, видит, что он победил. Наверное, он думает, что выставил Логана в худшем свете, чем увидел я.

Логан меня не предал. Чтоб меня, я ведь даже не дал ему возможности заказать мне убийство Джадвин. Я нарочно месяцами избегал его. Может быть, он изложил бы мне все свои планы во всех подробностях, если бы я не был таким плохим другом.

Но все же он мной воспользовался. Я его прощаю, но случившееся чуточку меняет нашу с ним дружбу, а для меня меняет вообще все.

– Я могу тебе помочь, Кайлар. Иногда я смогу подталкивать тебя, чтобы тебе было легче идти по трудному пути, – говорит Рефа'им. – Как сейчас.

Он сталкивает некрасивую девушку с края платформы.

Она кричит. Недолго. Я вздрагиваю, когда слышу глухой удар – падая, она задела металлический край дыры.

– Видишь? – говорит Рефа'им.

Я закрываю глаза.

Вдыхаю. Выдыхаю. Даже ни о чем не думаю. Откровение ранило меня слишком сильно, я слишком потрясен. Я – узник мира, где меня используют как враги, так и друзья. Есть ли у меня хоть один настоящий друг, или вокруг лишь те, кто хочет за мой счет добиться «высшего блага», которое они сами себе придумали?

Я – тот, кого каждый готов принести в жертву.

На страницу капнула слеза.

Ви стерла ее прежде, чем она успела размочить чернила.

– О, Кайлар. Прости меня. Прости. Простите меня, боги, ведь я сделала то же самое.

– Но не всегда, – произносит Рефа'им.

– Что? – Я открываю глаза, готовясь увидеть очередной поджидающий меня кошмар. Теперь ко мне вывели всех оставшихся узников, но на краю пропасти их пока не поставили.

– Я не всегда смогу тебе помогать так же, как сейчас. Нам обоим нужно кое-что о тебе выяснить, прежде чем мы двинемся дальше. – Восходящий ветер сдвигает локон темных волос ему на глаза. Рефа'им откидывает его в сторону.

– Мы будем двигаться только до тех пор, пока мне не удастся тебя убить, – говорю я. Мне кажется или ветер доносит до нас запах крови? Нет, дно слишком далеко. Мне точно кажется.

Повысив голос, Рефа'им объявляет:

– Последнее испытание! Кого ты спасешь: эту прекрасную молодую деву? – Он ласково касается ладонью ее щеки, но девушка отстраняется и пытается не заплакать. – Или всех остальных? – Он указывает кинжалом на восьмерых узников, еще оставшихся в живых.

Я гляжу на девушку. Она смотрит на меня сквозь слезы.

– Я… Я не виню вас, сэр. Если это спасет других, значит, так будет правильно, да? – Она с трудом сглатывает, распрямляет плечи, приподнимает подбородок.

– Ты уже понял, Кайлар? – тихо спрашивает Рефа'им.

– Я понял, что ты болен.

– Ты несешь людям смерть, Кайлар. Но как же ты определяешь, нужно убивать кого-то или нет? Я показываю тебе способ достоверно узнать, что ты поступаешь правильно.

– И для этого нужно сбрасывать людей со смертельной высоты?! – не сдержавшись, ору я.

– Мои уроки, несомненно, жестоки. Но ты на редкость упертый ученик. Витаешь в облаках, жалеешь себя. У нас нет времени, чтобы беседовать каждый день на протяжении нескольких недель. Поэтому расставим все по своим местам прямо сейчас.

Императорский гвардеец, которого я до этого не видел, подходит к Рефа'иму и что-то шепчет ему в ухо.

Рефа'им поджимает губы.

– Она подождет.

Когда гвардеец собирается уйти, он запускает пятерню в свои длинные волосы.

– Нет, стой. Скажи ей, что я немедленно явлюсь к ней, как только улажу одну маленькую неурядицу с нашей охраной.

Гвардеец поспешно уходит, и Рефа'им снова поворачивается ко мне.

– Кайлар. Разница между нами в том, что ты придумываешь план действий на ходу. Под твоими рассуждениями нет твердой базы. Ты вечно мечешься между тем, что думаешь, и тем, что чувствуешь. Настоящая философия – это не туманные изречения, которые можно интерпретировать как вздумается, не изменчивая и непостоянная мысль, похожая на приливы и отливы, нет. Философия не теряет смысла, когда ее вырывают из контекста. Философия тверда, определенна и истинна. Настоящая философия – это не поэзия, а математика.

Тебе кажется, что я разложил карты не в твою пользу? Давай разложу в твою. Представь себе всех, кого ты любишь. Теперь прибавь к ним всех, кто тебе просто приятен. И тех, кто приятен тебе хоть чуточку. Сколько получится человек? Двести, наверное? Может быть, вдвое больше, или вдвое меньше. Неважно.

Ты ведь знаком с арифметикой, да? Зелья ты же как-то готовишь? Отмеряешь пропорции и все такое? Да, хорошо. Количество твоих друзей будет делимым. Количество всех людей в мире, которым важен ты, будет делителем. Теперь раздели. У большинства людей в итоге получится единица. Они важны ровно стольким же людям, сколькие важны им. Если каждый человек одинаково ценен, получается, что действие, цена которого превышает выигрыш от него, неправильно.

Но давай смухлюем в твою пользу еще сильнее. Давай согласимся, что твои друзья – особенные! Не будем принимать во внимание, что любой человек сказал бы о своих друзьях то же самое. Давай предположим, что по одной лишь причине знакомства с потрясающим Кайларом Стерном каждый близкий тебе человек и твой приятель становится ценнее десяти обычных людей. Арифметика остается той же.

Когда делитель устремляется к бесконечности, важность делимого – неважно, сколь огромного – стремится к нулю. Единица в числителе над бесконечностью – все равно что ноль. Тысяча в числителе над бесконечностью – тоже равносильна нулю. В этом нет ничего личного. Это – твердая математика истины. Часовой механизм вселенной, открытый нашему взору. Другие слишком слабы, они не могут посмотреть на него и не отвести взгляд. Но не слабость помогла тебе выбраться из Крольчатника. Не слабость помогла тебе выбраться из преисподней. Ты никогда не выбирал слабость, Кайлар. Не начинай сейчас.

Ты смотришь на эту девушку и знаешь, что нельзя пожертвовать ради нее жизнями восьми человек. Это просто. Но ты сам? Ты стоишь сотни таких узников, тысячи, десяти тысяч! Поэтому я готов пожертвовать ими, чтобы спасти тебя.