"Фантастика 2025-163". Компиляция. Книги 1-21 - И. А. Намор

– Так мне вас подробно описали, а отец заставил повторить несколько раз, прежде чем отправил прятаться к тетке…

– Отец? – Матвеев вертел в руках конверт, казалось, не зная, что с ним делать.

– Это наш дом, сеньор иностранец. Был… А мой отец успел уйти с теми сеньорами, что ждали вас два дня, пока не пришли какие-то солдаты и не начали грабить деревню… – сказав это, мальчик вдруг снова шмыгнул носом, часто заморгал, повернулся и быстро пошел вдоль по улице. Не оборачиваясь. Его худенькие плечи, укрытые большой курткой, мелко вздрагивали, а руки то и дело что-то размазывали по лицу. Степан не стал его окликать.

Разорвав конверт, Матвеев достал листок, явно второпях вырванный из блокнота. Кривые строчки, с буквами, лезущими одна на другую, подтверждали мысль, что записка написана в спешке, практически – на коленке.

«Поле за станцией Арапилес. Каждый день перед заходом солнца. В течение недели».

* * *

Машину пришлось бросить у железнодорожной насыпи, в паре сотен метров от станции Арапилес. Бывшей станции бывшей железной дороги.

Насыпь оказалась местами чудовищно разворочена, словно подверглась нападению гигантского крота. Повсюду валялись куски расщепленных шпал, разорванные и скрученные в причудливые загогулины рельсы. Из гравия и песка торчали разнообразные железяки, неопознаваемые даже при внимательном рассмотрении. На одну из таких металлических штуковин и напоролся «форд», когда Матвеев в азарте попытался с ходу преодолеть насыпь, не надеясь уже найти переезд.

Машина бодренько вкатилась на подъем, Степан дожал педаль газа… И… – удар снизу – несильный, но волна по всему телу до макушки; скрежет металла о металл, «форд», напоследок жалобно скрипнув какой-то деталью, встал как вкопанный. Двигатель заглох, попытки завести его из кабины успехом не увенчались. Пришлось ставить машину на ручник и, переключив рычаг скоростей в нейтральное положение, лезть в багажник за кривым стартером.

«Ключ» не понадобился. Заглянув под днище со стороны капота, Матвеев грязно выругался: по-русски, вслух, длинно, давненько он так не отводил душу, – и присел на валявшийся рядом обломок шпалы. Намечался, очередной повод опустить руки, – и буквально в двух шагах от цели!

«¡No pasarán! my lord, твою же мать…»

Из пробитого картера масло уже не текло, ибо дыра не уступала по размерам самому картеру, а меж передних колес торчал кусок то ли трубы, то ли еще какой железной хрени, насмерть вставшей на пути автомобиля.

«Н-да…»

Несколько раз глубоко вдохнув и резко выдохнув, Степан решительно поднялся с воняющей креозотом колоды и зашагал к полю, раскинувшемуся за развалинами станции.

* * *

Кто сказал, что полет на антикварном биплане романтичен? Этого бы романтика по плечи засунуть в узкий, щелястый фанерный ящик и протащить со скоростью не самого быстрого автомобиля в сотне футов над землей.

Матвеев почти не открывал глаза с того момента, как, скрипя сочленениями и хлопая отстающей полотняной обшивкой, изрядно пожеванный и выплюнутый жизнью «Мотылек»[193] оторвался от выгоревшего поля в Арапилесе. Хорошо еще, что почти не было ветра, иначе…

«Иначе меня стошнило бы прямо сейчас…»

А так – без ветра – его лишь укачивало. Но зато как укачивало!

Жесткая чашка сиденья, слишком тугие привязные ремни – удивительно, но Степана раздражало буквально все, и особенно – какие-то мелкие детали, врезающиеся в тело при малейшей попытке изменить позу или просто повернуться. Для радости от поистине чудесного и своевременного спасения места в его сознании уже не оставалось. Только усталость и раздражение. Раздражение на эту сумасшедшую страну; на обезумевших от крови и вседозволенности людей, ее населяющих; на чертову этажерку, трясущуюся в воздухе, как телега на ухабах деревенского проселка. И в итоге – на себя самого…

«Оправдание экстремальностью ситуации, как говорится – мимо кассы…»

Может, и существовал какой-то другой выход, стоило всего лишь подождать. День-два, и отъезд из Пелабраво стал бы вполне легальным, без этих джеймсбондовских эскапад. Какому испанцу в голову придет искать британского агента в штабе советского экспедиционного корпуса? Это с одной стороны. С другой – кто знает, не был ли отправлен запрос в Мадрид, тамошней советской агентуре? И тогда могли возникнуть интересные вопросы. Например, с какого, мол, перепуга некий журналист буржуазной газеты полез в самое пекло, да еще в такой сомнительной компании?

Так что, может статься, не было у него этих двух дней на поиск адекватного и безболезненного для всех выхода из ситуации. И все, что случилось – сложилось очень удачно и вовремя.

«Удачно? – Матвеев хмыкнул, покачав головой. Но тут же ударился обо что-то затылком и зашипел от боли. Кожаный шлем, выданный пилотом, слабо смягчил удар. – Везение мое все больше напоминает поговорку про покойника. Я окончательно расшифровал себя, оглушив и выбросив на сельской дороге самого товарища Кольцова, что в свете утечки данных о сети сэра Энтони в Испании обернется для меня как минимум „волчьим билетом“ в журналистике.

Или нет? Предавать огласке эту историю вряд ли будут… Ни Михаил Ефимович, ни местные особисты и разведчики не такие уж идиоты… По крайней мере, таковыми не кажутся. Если только меня не захотят сделать разменной фигурой в очередной антибританской пропагандистской кампании».

«Не льсти себе, Степа, подойди поближе!» – фиксация на собственной персоне – это Матвеев знал определенно – первый признак неконструктивности мышления, неправильного выбора точки отсчета для анализа ситуации.

Все равно, встать на место советских товарищей ему было не суждено. Так что думай за них, не думай, – это будут мысли профессора математики… пусть и подкрепленные гринвудовскими знаниями.

К ровному стрекоту мотора и свисту ветра в проволоке растяжек, поддерживающих хрупкую на вид полотняно-фанерную конструкцию, добавился новый звук – дробное, поначалу медленное, а вскоре участившееся постукивание по металлу.

Степан открыл глаза. Даже сквозь изрядно поцарапанные стекла очков-консервов и сгустившиеся сумерки хорошо было видно, как самолет влетает в темную полосу дождя, глухо забарабанившего крупными каплями по обшивке крыльев и фюзеляжа, и звонко по металлу топливного бака, – где-то там, в верхнем крыле, почти над самой головой Матвеева.

«Блин, вот же засада! Это, получается, случись что – весь бензин мой? И гореть мне как спичке на ветру… Брр-р!» – Степан поморщился от неприятной мысли, в этот момент пилот обернулся и энергичными жестами показал, что придется снижаться, хотя куда уж ниже – они и так почти «стригли» верхушки редких деревьев!

«А может быть, он собирается приземляться?»

Летчик, – имени его Матвеев так и не запомнил, хотя сам факт представления