Слуга Государев. Тетралогия - Денис Старый

— Ты, матушка, ведать должна, что Анна не праздна, — сказал я.

— Ох, Матерь Божия, Пресвятая Богородица! Грех-то какой! — всплеснула руками матушка.

— Счастье-то! Племянник у меня будет али племянница, — на крыльцо выбежала сестрица Марфа, опережая Степана и отталкивая его в сторону. — Но как же без венчания-то?

Марфа прижала ладонь ко рту и смотрела то на меня, то на Анну с испугом.

— Матушка, обвенчаемся мы. Вот в Преображенское вернусь, да сговорюсь с отцом Иоанном, — сказал я.

Анна посмотрела мне в глаза и, словно бы замёрзший котёнок, попыталась зарыться в кафтане, прижалась, спрятав лицо у меня на плече.

— Пусть будет так. Но ты ведаешь, что для… — сказала матушка, распахнув объятия. — Иди уже, Аннушка. Непутёвая ты, да наша будешь, Стрельчина.

После таких слов про непутевую, как бы не особо хочется идти обниматься, но Анна всё-таки, пусть и нерешительно, но позволила обнять себя и троекратно поцеловать.

— Пошли в мои покои! — после всего этого действа я решительно взял Анну за руку и повёл к себе.

Матушка всегда оставляла одну просторную комнату, куда никто не селился и куда никто не заходил, по крайней мере, так мне обещали.

Как только мы зашли в комнату, я, может и неправильно поступил, так как нужно было обнять, поговорить с Анной, но только лишь повелел:

— Рассказывай, что произошло вообще, и что с Игнатом.

Она начала рассказывать, а я отсчитал нужную половицу и начал её вскрывать при помощи даги, кинжал, который неизменно с собой ношу вместе со шпагой.

— Приехал владыка… — рассказывала Анна.

Я уже перебирал бумаги. Конечно же, тот компромат, который я имел на патриарха, должен был храниться в нескольких экземплярах и по разным местам. Ну не глупец же я, чтобы такой ценный груз потерять. А если пожар, которые случаются очень часто? Или мыши погрызут.

Игнат нашёл двух дьяков, причём, старообрядцев, кто умел не просто писать, а даже и копировать почерки. И я приложил свою руку при компиляции наиболее крамольных и опасных писем. Понятно, что сам патриарх не писал письма, так как разные почерки использованы. Даже если бы он увидел письма, то и не факт, что понял бы, что это подделка. И печать его сделана мастерски. Да и кто будет проводить экспертизу?

Одна пачка бумаг хранилась в Преображенском, и, мало того, об этом стало известно Иннокентию. Я намекал сам на это. Вторая — в усадьбе, ну а оригиналы — здесь, в отчем доме. И об этом не знал никто, кроме меня.

— Так что известно про Игната? — спросил я, когда Анна углубилась в рассказ о том, как она блуждала по Соколиному лесу в сопровождении Никиты.

Да, переживания почти что жены важны. Можно было бы послушать о её страхах, о том, что «кто-то, может, и кабан, шевелился в кустах». Однако важнее другое, что я должен сделать, чтобы подобного не повторилось впредь.

Бодаться на равных с патриархом я не смогу. Разные политические весовые категории. Но его действия, стремление даже деканонизировать некоторых почитаемых святых, вызывают неудовольствие и у верхушки церкви. Слишком жёстко ведёт себя Иоаким. И боярство, которое так или иначе, но прикармливает некоторых церковников, недовольно.

Боярская Дума сейчас достаточно прогрессивная. С ними можно кашу сварить. А вот патриарх — главная причина невозможности глубоких реформ.

— После прибыл посыльный от Прохора… Игната сильно побили. Но патриарх уехал, когда понял, что я сбежала, — продолжала свой рассказ Анна.

Анна не знала наверняка, но я был уверен, что патриарх хотел через неё мне навредить. В монастырь запечь? Скорее всего. А там уже — всё, вотчина владыки, куда мне сложно было бы добраться. Ну не штурмом же брать обитель!

— Ну же! Будет расстраиваться, — усмехнувшись, сказал я, расправляя руки для объятий. — Иди ко мне!

Анна мучительно улыбнулась, переживает за Игната, но подошла. Я стал целовать почти что жену. Нежно, насколько только мог.

— Моя! — сказал я, крепко прижимая к себе, но спохватился. — Прости, всё хорошо?

— Дитю навредить не должен, — неуверенно отвечала Анна. — Да и брюхо не растёт пока.

— Брюхо? Нет, это животик, — сказал я, обнимая любимую женщину уже аккуратно.

И вот что я за человек, если в такие умилительные минуты думаю о мести? Как сочетается любовь и радость с тем, что я откровенно желаю смерти человеку? Да пусть бы и не физической. Но если Иоаким лишится сана — это его убьёт как политика. А что уже будет делать безродный человечишка, когда перестанет быть вторым государем? Это никого волновать не будет.

— Снедать желаешь? Али удалось подчиваться с царского стола? — спросила Анна.

В животе так забурлило, чуть ли не до боли. Есть хотелось, даже очень. Возникли мысленные образы всех тех блюд, которые мне сегодня довелось увидеть в Кремле. Слюновыделение началось непроизвольно.

— Про Игната не беспокойся. Я нынче же отправил к нему справного лекаря из немцев. Будет на то воля Господня — выздоровеет. И ни о чём более не беспокойся. Когда повенчаемся, то и вовсе будешь мужней женой, никто не посмеет тебя тронуть, — сказал я, улыбнулся. — Матушка разгневается, если ты меня кормить будешь. Так что можешь только ей сказать, что я желал бы поесть, да и стрельцов, что со мной, также накормить нужно.

Анна тут же выскочила за дверь, направляясь к своей свекрови. Я сел на лавку… Пора бы и стулья закупать, к ним я как-то больше привык. Или…

В голову пришла завиральная идея. А почему бы не открыть мебельную фабрику? Плотники на Руси весьма умелые, да и для многих отпрысков стрельцов, кто не пойдёт на государеву службу, работа найдётся.

Как устроен диван и что можно набить в седалище стула, я и без поролона знаю. Нет же великой тайны в том, как стулья и другая мебель делается. А на неё уже сейчас в Москве большой спрос может быть. А когда начнётся повальное увлечение всем европейским, то и одной фабрики не хватит, чтобы удовлетворить нарастающий спрос.

Даешь шкафы-купе с зеркалами в полный рост! Ну и по стоимости обеспечения роты гренадеров.

Так что эту идею нужно будет обязательно хорошенько обдумать, посоветоваться с Никонором. Дай Бог, чтобы смог посоветоваться ещё и с Игнатом.

А вот что касается патриарха… А не пора ли всему миру и всем церковникам узнать, что Иоаким общался с турецким султаном и продал ему