Бездарь из столицы - Максим Казанцев

в темнеющую яму. Оттуда, из глубины, веяло тем самым «злым» фоном. Воздух над грунтом слегка мерцал, переливаясь болезненными зелеными всполохами, видимыми даже невооруженным глазом. Рука сама потянулась к карману, где лежал простой электронный дозиметр. Он не стал его доставать. Незачем. Парень и так знал, что показания будут далеко за красной чертой.

«Ночная смена. Коэффициент — два», — пронеслось в голове, и мысль эта была одновременно и маниакально-сладкой, и отвратительной. «Две с половиной тысячи за ночь. Полдня оплаты Лизиной палаты. Всего неделя… семь таких ночей, и я смогу оплатить ей еще месяц. Еще месяц надежды».

Решение было глупым, отчаянным и единственно возможным. Парень спустился по шаткому трапу на дно котлована, к одиноко стоявшему ручному буру и штабелю пустых, промаркированных черно-желтой радиационной символикой контейнеров.

Автоматические грузовики уже разъехались, поэтому работать придется вручную. Как же, потревожишь шумом чуткий сон аристократов, и потом не оберешься проблем. Приходилось заполнять контейнер, поднимать его лебедкой наверх, чтобы получить свои кровные кредиты. Отсюда и повышенная в два раза ставка. Правда и расстояние до фонящего грунта было совсем крохотным, что увеличивало в разы наносимый телу вред.

Он взял в руки лопату… После целого дня работы за рычагами экскаватора, ее вес показался Марку неподъемным. Первый же удар о спрессованный, напичканный камнями грунт отозвался ноющей болью в плечах и спине. Второй. Третий. Парень вошел в ритм, механический, почти животный, отключая мозг и доверяясь телу. Ему казалось, что так силы расходуются медленней.

Лопата вгрызалась в землю, он с усилием закидывал ее в зев контейнера. Дышал тяжело, хрипло, воздух внутри защитного шлема становился все более спертым и едким. В ушах стучала кровь, сливаясь с монотонным гулом в голове. И в это же время, словно заевшая пластинка, крутились воспоминания. Яркие, обжигающие, болезненные, прорывающиеся сквозь завесу усталости.

Яркий свет люстры в их маленькой, но уютной гостиной. Смех. Лиза задувает свечи на торте. Восемнадцать. Совсем взрослая. Ее глаза, цвета летнего неба, сияют счастьем и волнением. Рядом — родители. Отец, крепкий, молчаливый Террант «закаленного» ранга, поправляет имениннице бант в волосах. Мать неплохой Эфирник воздуха ранга «поток».

«Желаю, чтобы все твои мечты сбылись, сестренка, ты станешь самой молодой Повелительницей Стихий» … Его собственный голос. Искренний. Полный надежд.

Они собирались в ресторан, отмечать это знаменательное событие. Семья вышла из своего небольшого, но уютного дома и только начала переходить дорогу по пешеходному пешеходу…

Резкий, до тошноты знакомый, визг тормозов, переходящий в оглушительный скрежет металла. Хруст. Не стекла, а костей — отец попытался прикрыть всех собой, но не успел… Короткий, обрывающийся на полуслове крик мамы. Его собственная голова, со всей силы бьющаяся о стекло. Удар. Темнота. Беззвучная, всепоглощающая.

А после — белый, слепящий, стерильный свет больничного коридора. Врач, молодой парень в мятом халате, избегающий его взгляда и его слова, впивающиеся крючьями прямо в душу. «Родители скончались мгновенно. Ваша сестра… сложная черепно-мозговая травма, мозг сильно поврежден. Кома. Шансы… невелики».

И его собственный, чужой, сорванный голос: «А что со мной?»

«Вы… вы отделались ушибами и сотрясением. Вам повезло».

Повезло. Да. Конечно.

А потом был — ОН. Антон Волков. Сын главы клана «Волковых». Высокий, спортивный, с идеальной стрижкой и холодными, бездонными глазами цвета студеного льда. На суде он не смотрит на Марка. Он смотрит куда-то поверх голов, на настенные часы, с легкой, скучающей ухмылкой, играя дорогим перстнем на пальце.

Его адвокат, щеголь в идеально сидящем костюме, что-то говорит судье о «технической неисправности тормозной системы», о «трагической случайности», о «непреднамеренном причинении вреда».

Судья, пожилой аристократ, кивает, бросая на Марка взгляд, полный легкого презрения. Спустя неделю итоговый приговор: штраф, который для клана — мелочь. И «жест доброй воли» — клан оплачивает лечение Лизы на год вперед в лучшей клинике. «Чтобы юноша мог прийти в себя и оправиться от удара».

Еще спустя дне недели, когда парень действительно понемногу начал отходить от боли страшной утраты, его настигло новое известие — все его старые заказчики отказались от дальнейшего сотрудничества. А по городу прошел слух, что один очень влиятельный человек будет сильно недоволен, если парень найдет новых клиентов в сфере программирования.

Марк с силой тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение. Он поднял забрало, смахнул пот, заливавший глаза и продолжил работал с усилившейся яростью, с отчаянием, вбивая лопату в ненавистную землю с той силой, с какой хотел бы вбить кулак в то холодное, надменное, безнаказанное лицо. Каждый взмах стал выдохом ярости, каждый удар — молчаливым криком.

В этот момент в голове парня крутилась по кругу одна и та же мысль: «Убью! Вылечу! Обязательно. Я должен. Я ОБЯЗАН! Я заберу у тебя все, отниму твою уверенность, твою силу, твою безнаказанность!»

Он двигался почти вслепую, не глядя, автоматически закидывая грунт в контейнеры. И именно поэтому Марк не заметил, что сместился в самую глубокую точку котлована, где всполохи излучения были особенно сильными. Он не увидел, что земля под его ногами стала другой. Более рыхлой, податливой. Более… пустой.

Лопата с глухим, неестественным, металлическим звоном, словно ударившись о гигантский колокол, вошла во что-то очень твердое. Марк, не ожидавший сопротивления, чуть не упал от неожиданности, больно дернув запястье. Он нахмурился, протер забрало рукавом, пытаясь разглядеть препятствие в земле.

— Что за черт? Опять арматура? Не должна, на этой глубине уже давно нет ничего кроме земли и камней.

Парень сменил угол, попытался поддеть мешающий предмет. Не тут-то было. Казалось, он наткнулся на крышу какого-то подземного бункера, на монолитную плиту. Раздражение, подпитанное усталостью и болью, закипело в нем. Он уперся ногой в лопату, навалившись на черенок всем своим весом, чувствуя, как дрожат от натуги мышцы спины и плеч.

— Сдвинься, проклятая…

И в этот самый момент, под его ногами, земля, ослабленная вечными вибрациями техники и подточенная прошедшими ливнями, не выдержала. С тихим, зловещим шипением она поползла, осела, а затем — провалилась.

Не было времени на крик. Не было даже доли секунды на осознание страха. Был только оглушительный грохот обрушивающейся породы, хлесткие удары камней по спине, по ногам, и стремительное, срывающее душу с цепи падение вниз, в непроглядную разверзшуюся пасть темноты. Парня швыряло о сыпучие склоны, он кубарем летел вниз, инстинктивно прикрывая голову руками, чувствуя, как тяжелый ботинок пытается соскользнуть с ноги, как трещит пластик шлема. Мир превратился в хаос боли, гула в ушах и летящей навстречу смерти.

Удар о землю был сокрушительным, он выбил из легких весь воздух одним махом. Тьма перед