Сыны Триглава - Андрей Игоревич Каминский

демона перед его собственным лицом, оскал клыков и ненависти — и он, в последнем проблеске угасающего сознания, успел узнать в этой образине искаженные черты давно умершего человека.

.

— Не такой смерти заслуживал мой дядюшка, лучший из всех, кто мог сменить моего отца на престоле конунга свеев, — говорил Рандвер, держа в руках зажженный факел, — боги пусть будут мне свидетелями — с нелегкой душой я принимаю его ношу. Мой дядя умер не так как подобает конунгу, но я искуплю его вину великим походом на восток и кровавыми жертвами вымолю у Одина для него место в Вальгалле.

Стоявшие вокруг воины угрюмо смотрели на лежащие на куче хвороста три окровавленных свертка — никто из них не желал бы глянуть дважды на то, что они увидели ворвавшись в комнату конунга, услышав его крики: три страшно изуродованных трупа, стены, забрызганные кровью и внутренностями, и когтистый отпечаток огромный лапы в запекшейся крови. Хотя у многих при взгляде на откровенно наслаждавшегося своей ролью молодого конунга появлялись сомнения в том, кто причастен к смерти Бьерна, ни у кого не оказалось достаточно смелости, чтобы открыто заявить об этом. К тому же, Рандвер, своим призывом к новому походу, воодушевил слишком много хирдманнов Бьерна, уже мечтавших о подвигах и добыче в восточных землях. Потому все закрывали глаза на то, что Рандвер, с трудом скрывает свою радость от смерти дяди — также как и на огромного, неведомо откуда взявшегося черного кота, крутившегося у ног нового конунга Упсалы.

Любовный четверик

— Нечего нам делать в этом змеином гнезде! Вернемся домой!

За время своего пребывания в Венете Этельнот сменил наряд: несмотря на теплое солнце, он щеголял бархатной свитой, отороченном куньим мехом и новенькими красными сапогами с загнутыми носами. На шее его красовалась золотая гривна — еще один подарок князя Велети, рядом с которым христианский крест принца Кента смотрелся несколько несуразно, также как и накинутый поверх свиты зеленый плащ с белым конем Кента. Впрочем, сам он, похоже, не особое беспокоился такому разнобою в своем наряде когда горячо обращался к Эльфгиве, что стояла на одной из вышек у ворот княжеского детинца, рассеяно глядя на блестевшую на солнце гладь Волинского залива. В отличие от соплеменника, она уже давно носила только вендские платья — лучшие из тех, что могли сотворить венетские мастерицы, — также как и украшенная жемчугом и янтарем кика. На крепкой круглой груди по-прежнему красовалось янтарное монисто, подаренное Любом.

— Домой, — спросила она, — а куда? В Дорестад?

— В Дорестаде мы тоже пленники! — сплюнул принц, — наш настоящий дом — в Англии.

— И кем мы там будем? — невесело улыбнулась Эльфгива, — такими же пленниками, только у короля Эгберта? У Сассекса больше нет королей, также как и у Кента.

— Этелинги наших королевств давно уже поступили на службу Уэссексу, — возразил Этельнот, — в том числе и те, в чьих жилах течет кровь прежних королей. Но зато это будет христианская страна и христианский владыка…не то, что здесь.

— Тебе кто-то мешает молиться в Венете? — Эльфгива насмешливо посмотрела на молодого человека, — Люб, кстати, говорит, что в здешних корчмах тебя видят чаще, чем в церквях.

— Нашла кого слушать, — фыркнул Этельнот, — такому закоренелому язычнику всегда в радость внести поклеп на христианина.

— Думаешь, Любу нечего делать, кроме как клеветать на тебя? — рассмеялась Эльфгива, — спустись на землю. Ты — принц в изгнании, Люб — владыка великой державы, что держит половину Янтарного моря, а я — его невеста и скоро буду его женой.

Даже не глядя на Этельнота, она безошибочно угадала злобную гримасу, исказившую лицо кентца и сокрушенно вздохнула про себя — неспособность принца заявить о своих чувствах, прячась за красивые слова о вере и родной земле, порядком утомляли принцессу Сассекса. Всякий раз, когда он заводил подобный разговор, она чувствовала невольный стыд — словно это она, а не ее сородич, позорила себя столь несуразными речами.

— Этой державе уже недолго осталось, — с плохо скрытым злорадством выпалил Этельнот, — в здешних церквях я встречал христиан из моравских и аварских земель. Они говорят, что Ростислав, князь Нитры подчинил уже много земель — а захватит еще больше. Они же говорят, что Люб слишком молод, чтобы сравняться с таким соседом.

— Меньше слушай, что болтают недруги моего князя, — отмахнулась Эльфгива, — и меньше болтай сам — а то ведь такие речи кое-кто может и изменой счесть. Лучше подумай, как подобрать наряд получше — моя свадьба уже через месяц, а ты ходишь как чучело.

С этими словами она развернулась и спустилась во двор, оставив обескураженного и озлобленного принца стоять одного.

— А она дерзкая девчонка, — послышался за спиной Этельнота одобрительный голос, — совсем как я в