Омега. Ты родишь мне сына - Алисия Небесная

На рассвете я просыпаюсь. Готовлю крепкий кофе без сахара.

Смотрю в окно. Город постепенно оживает: редкие машины ползут по дорогам, из труб поднимается дым, люди укутываются в шарфы и спешно направляются по своим делам.

На экране телефона мелькают отчёты. Стая под контролем, Стас следит за Оксаной. На бумаге всё спокойно, проблем не предвидится.

И всё же внутри гложет тревога.

Юле нужно не только восстановиться.

Она должна осознать: здесь она не пленница. Она — женщина. Омега.

Я принимаю решимость: сегодня всё будет иначе.

Прогулка. СПА. Магазины. Всё, что она захочет. Просто день для неё. День, когда она сможет снова почувствовать себя живой.

Тихо открываю дверь её спальни.

Комната наполнена мягким светом рассвета. Она ещё спит. Волосы рассыпаны по подушке, плечо выглядывает из-под одеяла. Дыхание ровное, глубокое.

Спокойная. Тёплая. Слишком настоящая.

Моя? Пока нет. Но в чём-то уже да. Хотя бы потому, что я не хочу, чтобы кто-то другой касался её.

Подхожу ближе, присаживаюсь на край постели. Осторожно касаюсь её плеча.

— Соня, — шепчу почти у уха. — Просыпайся. У нас сегодня необычный день.

Она морщится, что-то бормочет в подушку. Я не могу сдержать улыбку — и сам удивляюсь, как легко она возвращается.

— Не задавай вопросов, просто доверься мне.

Юля поднимается неохотно: глаза ещё сонные, волосы в беспорядке. Но уже через десять минут кухня наполнена ароматом масла, тостов и ванили. Она готовит панкейки, и это зрелище почему-то завораживает сильнее любого важного документа.

— Твоя единственная слабость, — замечаю, наблюдая, как она переворачивает тесто.

— Еда? — усмехается, не поднимая взгляда.

— Дом, — отвечаю тихо. — В нём ты настоящая.

Она улыбается в ответ. Улыбка мягкая, без тени напряжения.

После завтрака мы едем. Я за рулём, она рядом. Иногда прикрывает глаза, иногда ладонь ложится на живот — осторожно, почти неосознанно. Каждый раз я ловлю себя на том, что смотрю на неё. И не могу остановиться.

В торговом центре прохладно, пахнет кофе и дорогими духами. Веду её в СПА — тихое, подготовленное место. Персонал знает, кто она и что ей нужно.

— Три часа. Ровно, — предупреждаю.

— А если мне понравится? — она приподнимает бровь, и в голосе лёгкий вызов.

— Тогда четыре, — отвечаю не раздумывая.

Когда её уводят внутрь, остаюсь один. Иду в кофейню, сажусь у окна. В чашке крепкий эспрессо, на планшете рабочие задачи. На вид всё по плану.

Но нет. Мысли всё равно возвращаются к ней.

К её рукам, к голосу, к тому, как она стояла у плиты и просто смотрела. Без страха. Без маски.

Я думал, что больше не умею чувствовать вне «надо». Вне инстинкта. Но с ней всё иначе. Она живёт рядом — и этим разрушает мой порядок. И я, чёрт возьми, хочу, чтобы это продолжалось.

Три часа пролетают незаметно. И вот её выводят.

Юля идёт ко мне — и дыхание на секунду сбивается. Щёки румяные, волосы слегка влажные, взгляд сияет. Она свежая, живая. В этой скромности — больше магии, чем во всей витринной красоте центра.

Волк внутри рвётся вперёд, натягивая поводок.

Она подходит ближе. Я молча подаю руку.

Сокровище. И я знаю это слишком ясно.

— Проголодаешься? — указываю на рестораны.

Она улыбается мягко, уверенно. Мы шагаем вперёд.

Только переступаем порог фуд-корта, как Юля останавливается. Её пальцы стискивают мою руку — так сильно, что я чувствую боль в костях.

Я поворачиваюсь к ней.

— Что-то не так? — тихо спрашиваю, осматривая зал.

Она едва поднимает голову, голос почти неслышен:

— Он тут.

Её взгляд устремлён к окну. Там сидит мужчина. Волк. Чуждая энергия, прямой профиль, ровная спина, руки спокойно сложены. Он не смотрит на нас, но кажется, что он всё равно знает о нашем присутствии.

Я понимаю, кто этот Роман: тот, кого ей обещали и кто, возможно, всё ещё считает её своей. Внутри меня всё сжимается, и волк дышит глубже, готовый сорваться с места.

Глава 19

Давно я не чувствовала такого глубокого, всепоглощающего покоя. Возможно, никогда прежде. Моё тело, привыкшее к тревоге и суете, наконец расслабилось. Я больше не была раненной или бегущей, я просто наслаждалась моментом. Тёплые прикосновения массажистки, ароматы масел и мягкая простыня под спиной создавали атмосферу умиротворения. Мой организм перестал сопротивляться и начал восстанавливаться. Я глубоко вдохнула, освобождаясь от страха и напряжения. Часы в тишине ощущались как перезапуск. Никто не торопил меня, окружили заботой и вниманием. Это было так, словно обо мне позаботились заранее.

У зеркала я задержалась, чтобы полюбоваться собой. Щёки порозовели, кожа светилась изнутри. Это была я, но старая, забытая, та, что выжила и готова двигаться дальше.

Артём ждал меня у выхода с чашкой горячего кофе. Его взгляд был сосредоточенным, в нём чувствовалась тишина, которая всегда меня привлекала. Он протянул руку с лёгкой улыбкой, приглашая к чему-то новому.Я принимаю. И не отпускаю.

Внезапно я замечаю его. Воздух будто ударил ледяной волной в грудь. Это Роман.

Он сидит у окна — расслабленно, с тем же отстранённым лицом, которое я запомнила, когда отец впервые сказал: «Ты станешь его женой».

Его взгляд цепляет, пронзает, словно я не человек, а вещь. Не волчица со своей волей, а предмет, который назначили ему судьбой.

Пол под ногами становится зыбким. Я хватаюсь за руку Артёма.

Он сразу реагирует — напрягается весь, от плеч до кончиков пальцев. Его взгляд холодный, сосредоточенный, будто он готов броситься в драку прямо здесь.

Артём сжимает мою ладонь, крепко, но без боли. Его прикосновение — как щит, как стена, за которую можно спрятаться. Мы садимся за столик. Артём спокойно заказывает что-то официанту, но я почти не слышу слов.

В ушах только гул. На коже — липкий жар. Я чувствую чужой взгляд, запах, присутствие Романа так близко, что тело замирает.

— Выдохни, — тихо произносит Артём, наклоняясь ближе. Его голос низкий, хрипловатый, но уверенный. Уверенность сквозит в каждой ноте, и именно она заставляет моё сердце замедлиться.

— Мне страшно, — признаюсь, голос дрожит.

— Ты рядом со мной, — Артём смотрит прямо в глаза, говорит спокойно, твёрдо. — Он не посмеет даже шаг сделать в твою сторону.

Эти слова обволакивают сильнее любых обещаний. В них нет бравады, нет угроз — только