Лекарь Империи 9 - Александр Лиманский

— Это же… Это революция! — его голос дрогнул от возбуждения. — Снегирев создал не антидот! Он создал ПРИНЦИП! Универсальный алгоритм противовирусной терапии! Это… это гениально! Это невозможно! Это…

— Это требует расшифровки, — закончил я за него. — И для этого нужен гений биоалхимии. Вы.

Арбенин посмотрел на меня, и в его глазах горел дикий огонь научного фанатика.

— Но даже я… Даже со всем моим опытом… Без точных пропорций это бесполезно! Соотношение компонентов должно быть выверено до миллиграмма! До микрограмма! И последовательность смешивания! Порядок добавления, температурный режим, время экспозиции! Одна ошибка — и вместо лекарства получится яд!

— У нас есть образец вируса, — спокойно сказал я.

— Это поможет, но это недели анализов, это недостаточно…

— И у нас есть «Слезы феникса».

Арбенин замер. Абсолютно, как статуя. Его лицо застыло, превратившись в бледную маску.

— Что вы сказали?

— «Слезы феникса». Настоящие. Несколько миллилитров.

— ПОКАЖИТЕ! НЕМЕДЛЕННО!

Я открыл свинцовый контейнер. Осторожно достал хрустальную ампулу. Она тут же засветилась изнутри — мягкий, пульсирующий свет, переливающийся всеми цветами радуги.

Арбенин ахнул. Настоящий, искренний, полный изумления звук, вырвавшийся из глубины души.

— Подлинные… Я чувствую их силу даже через проекцию… Концентрация магической энергии… Это невозможно! Для создания «Слез феникса» нужна человеческая жертва! Добровольная! Маг должен отдать всю свою жизненную силу!

— Мы не знаем. Возможно кто-то из команды Снегирева пожертвовал собой.

Арбенин высокомерно смотрел на меня. Как будто сверху вниз, хотя мы были с ним одного роста.

— Хорошо. Я сделаю, — снисходительно сказал он. — Но без пропорций и последовательности я бессилен! Мне нужны недели исследований! Месяцы экспериментов! Тысячи проб!

— У нас нет месяцев, — сказал я, глядя ему прямо в глаза. — У нас лишь сутки. И умирающий шестилетний ребенок в реанимации.

Арбенин замер. В его глазах фанатичный блеск ученого, столкнувшегося с величайшей загадкой в своей жизни, боролся с ледяным ужасом от осознания абсолютно невозможной задачи.

— Ребенок? — Арбенин поморщился, словно попробовал что-то кислое. — Терпеть не могу детей. Шумные, грязные, непредсказуемые. Но… хм… ребенок как подопытный… Детский организм реагирует иначе… Это может быть интересно с научной точки зрения…

Мерзавец. Абсолютный, клинический, дистиллированный мерзавец. Но гениальный мерзавец. А сейчас нам нужен именно гений, а не святой.

— Я могу попробовать, — медленно сказал Арбенин, его глаза снова загорелись научным азартом. — Есть теоретическая возможность… Обратный инжиниринг магической структуры катализатора. «Слезы феникса» должны содержать отпечаток того, как их планировали использовать. Но мне нужны образцы. Немедленно.

— Как доставим? — спросила Кобрук. — До столицы — это часы пути даже на вертолете.

Серебряный шагнул вперед.

— Доставка не проблема.

Он достал из внутреннего кармана пиджака две небольшие шкатулки. Черное дерево, инкрустированное серебром и обсидианом. На крышках были выгравированы сложные руны, которые пульсировали тусклым светом, как далекое сердцебиение.

Артефакты. Настоящие магические артефакты. Такие стоят как новое крыло больницы. Откуда они у него?

— Связанные контейнеры, — пояснил Серебряный. — Квантовая запутанность на магическом уровне. То, что попадает в один, мгновенно появляется в другом. Расстояние не имеет значения.

Одну шкатулку он оставил на нашем столе. Вторую протянул в магическое окно.

И случилось невозможное.

Рука Арбенина прошла СКВОЗЬ проекцию. Не в переносном смысле — буквально. Как будто круг на стене был не изображением, а дырой в пространстве. Его рука в черной перчатке материализовалась с нашей стороны, взяла шкатулку и втянула обратно.

— Вот это поворот! — восхищенно потряс головой Фырк.

Нарушение всех законов физики, которые я знал. Но магия, очевидно, плевать хотела на законы физики. У нее свои правила.

— Элегантное решение, Игнатий, — признал Арбенин, ставя шкатулку на свой стол. — Твоя работа?

— Нет. Императорские мастерские, особый заказ. Стоило мне целого состояния.

— И ты используешь их для доставки образцов? Расточительно.

— Необходимо.

Я взял ампулу с образцом вируса из контейнера Светланы. Потом, очень осторожно, открутил крышку свинцового контейнера и достал хрустальную ампулу со «Слезами феникса».

Поместил обе емкости в шкатулку Серебряного. Тот закрыл крышку, повернул маленький серебряный ключик. Руны на крышке вспыхнули ярче и погасли.

В ту же секунду на экране Арбенин открыл свою шкатулку. Достал идентичные ампулы.

— Получил, — подтвердил он, поднося ампулу со «Слезами» к свету. — Восхитительно. Концентрация зашкаливает. Это как держать в руках звезду. Маленькую, холодную звезду, готовую взорваться.

— Вы сможете расшифровать формулу? — спросил я.

— Теоретически — да. Практически… Шансы пятьдесят на пятьдесят. Либо я найду правильную последовательность, либо взорву свою лабораторию. А она застрахована на миллион императорских рублей, между прочим.

— У нас нет выбора.

— У ВАС нет выбора, — отрезал он. — У меня есть. Я могу просто отключиться и заняться своими делами. У меня важный заказ от Гильдии. И все ингредиенты теперь у меня…

Глава 7

Приемный покой Владимирской областной больницы.

Игорь Степанович Шаповалов больше не чувствовал собственного тела. Сорок шесть часов без сна превратили его в машину, работающую на чистой силе воли и литрах кофе, который уже давно перестал помогать.

Зрение периодически расплывалось, превращая лица коллег и пациентов в блеклые пятна, в ушах стоял непрерывный звон, а руки мелко дрожали, когда он думал, что никто не видит.

Мишка. Не думать о Мишке. Он с Разумовским. В лучших руках. В единственных руках, которым он теперь доверял. Если начну думать о нем — развалюсь. А я не имею права. Эти люди…

Приемный покой Владимирской областной больницы превратился в филиал ада.

Каталки стояли впритирку, образуя лабиринт из металлических решеток страданий, узкие проходы между жизнью и смертью. На полу — матрасы, грязные простыни, даже просто куски картона, на которых лежали те, кому не хватило коек.

Стоны сливались в единый, монотонный, нескончаемый хор обреченности. А запах… его не перебивала даже хлорка.

— Где носилки⁈ — заорал кто-то из ординаторов, его молодой голос срывался на истерику.

— Кончились! Все заняты!

— ЛЕКАРЬ! ПОМОГИТЕ! ОН УМИРАЕТ!

Шаповалов резко обернулся.

У входа, только что ввезенная бригадой скорой, стояла каталка. На ней — мужчина лет пятидесяти. Крупный, килограммов сто двадцать. Лицо багровое, переходящее в синеву.

Губы черные. Глаза выкатились. Хрипы, вырывающиеся из его груди, были такими громкими, что перекрывали общий гвалт.

Острая дыхательная недостаточность. Тотальный отек легких. Сатурация процентов пятьдесят, не больше. Минуты до остановки сердца. Может, секунды.

— ДОРОГУ! — Шаповалов бросился к каталке, расталкивая людей плечами. — ЭКСТРЕННЫЙ ПАЦИЕНТ! С ДОРОГИ, МАТЬ ВАШУ!

Он схватился за поручни каталки. Металл был холодным и скользким от чьей-то крови. Он покатил ее сам — санитаров не было, все были заняты.

Молодой ординатор — совсем мальчишка, интерн, вчера из института — побежал рядом,