ЭХО 13 Род, Которого нет. Том 2 - Арий Родович

двигались, дыхание сбивалось, и я сильнее вжималась в упругую поверхность. Хотелось протянуть руку вниз, раздвинуть лепестки пальцами и коснуться самой бусины, но от одной мысли об этом лицо вспыхнуло жаром. Стыд не позволил – я не могла сама себя трогать.

Поэтому я только крепче прижималась к мягкой ткани, искала ею всё новые углы, движения становились резче. Лепестки скользили, влажность лилась всё сильнее, и каждая искра удовольствия только добавляла масла в огонь. Мне казалось, что если кто-то сейчас откроет дверь, я умру от позора. Но тело предало меня, оно само вело дальше, требовало большего, чем разум был готов принять.

Ткань подо мной уже насквозь промокла. Стыдно было даже самой себе признаться, сколько из меня вытекает. Я прикусила губу и скользнула чуть выше, туда, где подушка сходилась уголком. Края были плотнее, твёрже, и я обхватила его бёдрами. Осторожно подвинулась, и острый край прошёл между лепестков, разделяя их, заставляя мой цветок раскрываться.

Жар ударил в голову. Каждый раз, когда угол проходил чуть глубже, я вздрагивала, будто боялась, что зайду слишком далеко. Я знала – девственность нельзя потерять так глупо. Но лёгкое касание внутри, совсем неглубокое, дарило новые искры, и я снова двигалась вперёд, не позволяя себе остановиться.

Рука сама поднялась к груди. Третий с половиной размер налился тяжестью, от возбуждения она стала ещё чувствительнее. Я приподняла её ладонью, сжала сильнее, чем следовало, и вздрогнула от боли, смешанной с удовольствием. Сосок напрягся, и когда пальцы коснулись его, тело выгнулось дугой. Стыдно, до дрожи стыдно, но пальцы сжали его снова, сильнее, и я хотела продолжать.

Теперь угол подушки раздвигал мои лепестки, скользил по мокрому цветку, иногда чуть входя внутрь. Я прижималась к нему бедрами, искала именно это ощущение – разделяющее и наполняющее одновременно. Другая рука нашла второй сосок, и стоило зажать его, как из груди вырвался тихий стон.Я понимала, что теряю контроль, но прекратить не могла.

Мысли закрутились быстрее движений. Перед глазами возникла Ольга. Та самая, хитрая и уверенная. Сучка, которая никогда не упустит своего. Я почти видела её в его постели, представляла, как она делает всё, чтобы завладеть им до конца. И в этот миг злость вспыхнула сильнее стыда.

Нет. Я не уступлю ей. Я должна дать то, чего не дала она.

Картина сложилась сама. Если Ольга могла предложить только обычное – я обязана пойти дальше. Я слышала разговоры, краем уха – от дружинников, они меня воспринимали за свою. Мужики шептались, что они теряют голову, если женщина отдаёт им всё… абсолютно всё.

Мысль обожгла, заставила щеки вспыхнуть. Мой потаённый вход.

От этого повеяло чем-то запретным, почти постыдным. Но именно это и стало возбуждать ещё сильнее. Представить, как я сама предлагаю ему… как он берёт меня иначе, чем кого-либо до этого.

Я стиснула подушку бедрами. В голове уже мелькали практичные мысли, нелепые и пошлые одновременно: чем это делают дома? как разработать себя? что взять, чтобы подготовиться? Даже этот стыдный вопрос – лишь разжёг ещё больше.

Взгляд скользнул по прикроватной тумбе и зацепился за небольшой дезодорант-стик. Обычный, женский, аккуратный, с округлой крышкой. От одной мысли, зачем он вдруг привлёк внимание, по коже пробежал жар. Я резко отвернулась, но образ уже не уходил из головы.

– Господи… что за глупость, – прошептала сама себе и всё равно потянулась рукой. Пальцы сомкнулись на холодном гладком пластике. Внутри всё сжалось от стыда, но внизу между бёдер влага только прибавилась, будто тело радовалось моему решению.

Я прикусила губу. «Ну… он ведь совсем небольшой. И я уже и так достаточно мокрая…» – мелькнула мысль, и от неё кольнуло ещё сильнее. Ладонь дрожала, пока я медленно провела закруглённым краем по внутренней стороне бедра. Холод пластика и мой собственный жар встретились, и я едва не застонала.

Сердце билось так громко, что казалось, его услышат за стеной. Я задержала дыхание и всё же подвела игрушку-заменитель ниже, позволив ему на миг коснуться лепестков. От неожиданности вырвался тихий всхлип, и я дёрнулась, но уже не могла остановиться.

Стыдно, ужасно стыдно. Но желание оказалось сильнее.

Я провела стиком по краю лепестков, и сразу почувствовала, как на его гладкой поверхности остаётся след влаги. Ещё раз, медленнее – и он намок сильнее. Хотелось, чтобы он пропитался полностью, чтобы скользил свободно. Каждый раз, когда я дразнила им бусинку, тело откликалось дрожью, и жар разливался всё глубже.

Пальцы второй руки нерешительно скользнули ниже – к моему потаённому входу. Лёгкое прикосновение вызвало во мне новую, острую волну желания, дыхание сбилось, и щеки вспыхнули жаром. Я не смела давить сильнее, только касалась, будто проверяла собственную смелость.

А стик продолжал всё быстрее намокать от моих лепестков, становясь тёплым и послушным в руке.

Я осторожно решилась на большее – кончик пальца вошёл в узкий проход. Жар смешался с тугой теснотой, от чего я сама застонала сквозь зубы. Медленно, не спеша, несколько раз – и тело чуть расслабилось. Я замерла, набравшись смелости, и ввела глубже.

Я задержала дыхание, но вскоре ощутила, что сидеть так неудобно. Движения были скованы, мышцы сводило, и удовольствия не хватало. С тихим стоном я убрала пальцы, положила стик рядом на постель и, поправив подушку, опустилась на живот. Подложила её под бёдра, так, чтобы тело чуть приподнялось. Новая поза дала больше свободы, и я тут же почувствовала, что стало легче – и жарче.

Одной рукой я вновь повела по лепесткам, собирая влагу, намокая всё сильнее. Стик оказался под рукой, гладкий и тёплый, и я снова провела им по цветку, дразня бусинку, оставляя влажные следы на его поверхности. С каждым движением он становился всё более скользким.

Вторая рука медленно вернулась к потаённому входу. Сначала один палец – туго, тесно, жарко. Потом другой. Я зажмурилась и прикусила губу, чувствуя, как мышцы сопротивляются и уступают. Лежать так оказалось удобнее: я могла двигаться плавно, глубже, пока тело привыкало.

Несколько минут я осторожно работала пальцами, позволяя телу привыкнуть к ритму. Каждый толчок отзывался сладкой волной, и вскоре я поняла: больше ждать не имеет смысла. Узкий проход уже принимал меня послушнее, мышцы стали мягче, и жар внутри требовал большего.

Я осторожно вынула пальцы, с тихим вздохом перевернулась на спину. Подушки остались под бёдрами, приподнимая таз, и поза стала ещё откровеннее, открытой. Я поднесла стик к возбужденным лепесткам, смазала ещё раз, проведя по бусинке – так, что из груди вырвался невольный стон.

Потом