Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

6 сентября Ислям Гирей с войском подошёл к Ростиславлю, возле которого был удобный перелаз через Оку, и 7 сентября попытался совершить переправу. Стоявшие на московском берегу полки князей Одоевского-Швиха Василия Семёновича и Охлябинина Петра Фёдоровича прекрасно понимали, что если татары, имея многократное преимущество в силах, разом ударят на них, то вряд ли они долго удержатся на своих позициях. Однако им на руку играло то, что из-за сильных дождей вода в Оке значительно прибыла, и переправа через неё оказалась довольно затруднена. А также то, что по реке постоянно ходили струги Степана Григорьевича Сидорова.

Этот весьма неординарный рязанец, переселённый после бегства Ивана Ивановича на московскую землю, попал в разряд Корабельного приказа можно сказать по оказии. Но князю очень понравился немногословный сын боярский, к тому же пользующийся большим и явно заслуженным авторитетом у дворян и даже воевод. В иной реальности сей дворянин почти два десятка лет был незаслуженно обойдён чинами и службой, прежде чем вошёл в состав государева двора, а дети его были внесены в избранную тысячу. Но здесь ему дали проявить себя во всей красе, и он жёсткой рукой держал в узде всю окскую флотилию, которая сейчас радостно обстреливала из орудий татарские тысячи, скопившиеся на берегу или пытавшиеся переправиться через реку. В чём им с левого, высокого берега Оки, помогали русские всадники, расстреливая из луков пытавшихся переплыть мутные воды татар, сами не неся при этом существенных потерь. При этом струги, из-за большой воды не боявшиеся сесть на мель, хорошо разогнавшись на течении раз за разом крушили плывущих своими окованными металлом носами.

Поняв, что прорваться с налёта на московский берег им не удалось, Ислям Гирей собрал в своём шатре большой совет. Мнения на котором радикально разделились. Часть мурз советовали повторить попытку тут, или поискать иное место для переправы, справедливо считая, что больших сил урусы всё равно выставить не смогут: от Ливонии до Москвы не один день хода. Однако другая часть считала, что самый важный фактор — фактор внезапности — уже утерян и переправиться на московский берег им вряд ли удастся. И искать новое место тоже не стоит. Ведь река нынче, словно по наущению иблиса, куда полноводнее, чем обычно и большинство бродов стало просто неодолимо для конницы. А ещё за спиной стояли непокорённые крепости, в которых до поры до времени отсиживались урусутские воины. И как бы дорога назад не стала более тяжёлой. Так что, взвесив все за и против, и кляня неверную судьбу, Ислям Гирей приказал своему войску отступать.

Оскол о приближении орды узнал вовремя: не зря всё же дозоры далеко в степь ходят. Узнал сам и ближайшие селения предупредить успел. Люди, хоть и расслабились в последние годы, но укрытия для таких дел всё же приготовили, и теперь кто в чащобы непролазные подался, а кто под защиту стен. Не один ведь Оскол крепостью был. Многие дворянские усадьбы были превращены в маленькие замки, за стенами которых легко можно было пережить набег не имеющих осадных механизмов кочевников. Та же барбашинская вотчина была обнесена высокой земляной стеной с частоколом и башнями поверху и глубоким рвом перед ней. А на башнях грозно поблёскивали в сторону поля пушки.

В общем, крестьянский люд, побросав все дела, быстро укрылся в ближайшем к проживанию укрытии и теперь с тревогой наблюдал за проходящей мимо них силою.

Первые разъезды появились у Оскола аккурат перед закатом, а с утра к городу стали подходить и основные силы. Сам царевич, приблизившись верхом на скакуне на безопасную дистанцию, хмуро оглядел выросшее на пути препятствие. Помня о неудаче под Хаджи-Тарханом, он хорошо понимал, что попытка забраться на стены лишь с помощью лестниц сулит его армии только ненужные потери. А никаких иных средств для осады у идущей в набег орды не имелось.

Так что крепость ему быстро не взять. А он ведь не для того шёл сюда, чтобы встать перед первым же укреплением. Так что не стоит тут задерживаться, и пора двигаться вперёд, к Оке! В конце концов, степная армия врывается в атакуемые земли вся целиком, не имея коммуникаций, по которым должна снабжаться. И этим она и отличается от армий оседлых народов. Грабя и убивая, питаясь тем, что успела найти в чужих домах, татарская орда не боялась, что ей отрежут снабжение засевшие за стенами небольшие отряды.

Вот только возвращение назад было для орды не таким триумфальным. Не было с ней ни верениц набитых хабаром телег, ни верениц связанных рабов. Тёмной змеёй орда протекла мимо затворившихся крепостей и скрылась в степи, кусаемая исподтишка лёгкими отрядами поместных.

Однако этот поход не прошёл бесследно, сильно ударив по экономике южных земель и напомнив русичам, что вековой враг никуда не делся, так что работы по застройке Черты нужно было ускорять. А дозоры, высылаемые в степь, усиливать.

Однако большой поход Орды пусть и обошёлся без трофеев, но никак не без последствий. В Москве вернувшийся из похода государь Василий Иванович приказал утопить крымского посла Саадета в реке за "вероломство". Да и хан, как позже стало известно от доброхотов, тоже был вне себя от ярости. И весь свой гнев выплеснул именно на виновников похода. В результате по весне обиженный в лучших чувствах Ислям Гирей возобновил борьбу против своего дяди, да только воинское счастье в очередной раз изменило ему, и крымский хан при поддержке осман в жаркой битве разгромил царевича. Ширинский бей Мамиш, поставивший не на того, был казнён, а Ислям Гирей едва спасся с несколькими своими слугами и, прибыв в южные литовские владения, под Черкассы, попросил у великого князя литовского Сигизмунда Старого защиты и помощи. А также войска. Ибо грезить о ханском троне, не смотря на очередной разгром, не перестал.

И "Великая замятня" в Крыму вновь набрала обороты…

* * *

Ох вы деньги, деньги, деньги рублики,

франки, фунты, стерлинги да тугрики.

Ой вы день-день-день деньжата, денюжки,

Слаще пряника милее девушки.

Все ищут ответа в чём главный идеал,

пока ответа нету — копите капитал!

Именно такую песенку напевал Андрей, листая финансовые отчёты своих компаний. Читал и морщился. Вот вроде деньги были, ведь русский рынок был огромен и с жадностью пожирал всё: железо, медь, ткани, лесоматериалы, стекло и бижутерию — всё то,