Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

не только они, но и черносошные крестьяне в округе жили. И считать свою выгоду умели. Так что вскоре пришёл Тихон к Ивану Осиповичу с предложением создать в волости этакую машинно-тягловую станцию, сиречь МТС, дабы на пару скупить ещё жаток-косилок-сеялок, да и сдавать их всем желающим за твёрдый процент. А то, что нынче мало ещё людей на подобное идут, так то ерунда: распробуют со временем людишки сию затею и не они, так кто-то другой к чему-то подобному придёт. А так Тихон умельцами, что будут сии жатки-косилки чинить обихаживать, а Иван Осипович своим воеводским словом и людям помогут, и себя не забудут. Заодно запасов хлеба да сена в Осколе побольше наделают, так что коль придут татары — всё легче в осаде сидеть будет. От того и людям хорошо и воеводе от государя поощрение выйдет (уж благодетель-то тихоновский сообщит, коли что!). В общем, сговорились они, и заработала первая МТС на Руси на оскольских чернозёмах на пятьсот лет раньше, чем в иной истории.

Ну а жизнь на южных рубежах, благодаря строительству Черты и наплыву переселенцев, начинала всё сильнее оживать и налаживаться, даже о крымских набегах как-то стали забывать. И как показали дальнейшие события, зря…

"Великая замятня" в Крыму затихла в неустойчивом равновесии, и даже поражение Ислям-Гирея в походе на Хаджи-Тархан не сказалось на нём, хотя битый царевич, прибежав в Очаков, выделенный ему ханом в качестве владения, и ждал, что дядя решит воспользоваться оказией и раз и навсегда покончит с претендентом. Вот только зря битый царевич беспокоился: Саадет-Гирей посчитал, что теперь калга будет куда более управляем, так что на обострение ситуации не пошёл. Более того, уже зимой, чтобы мятежный племянник не заскучал от безделья, он отправил его в набег на Литву. Причина набега была в том, что великий князь литовский и польский король Сигизмунд I отпустил-таки на волю Шейх-Ахмеда, да ещё и задолжал крымскому хану "поминки" за несколько лет. Увы, но изрядно пограбив литовские пределы, орда уже на пути назад, под Каневом, была настигнута большим литовским отрядом князя Константина Острожского и переселённых в южные пределы шляхтичей, объединившихся для отпора, и наголову разгромлена. И что странно, разгром этот боком вышел не потерпевшему поражение калге, а самому крымскому хану, трон под которым ощутимо зашатался.

В то же время Сигизмунд недвусмысленно намекнул, что если хан и калга желают восстановить прежние отношения между Крымом и Великим княжеством Литовским, а также получить столь желаемые ими "поминки", то пускай дядя и племянник окажут Сигизмунду "уважение". А не то он и султану пожалуется, ведь король и султан подписали между собой мирное докончание, по которому обязались земли друг друга не трогать и не зорить.

Вот тут-то Саадет и вспомнил, что обещал Сигизмунду воевать вовсе не с ним, а с его врагом — Москвой. Вспомнил и задумался: нынче ведь основная рать урусов занята была в ливонских пределах и быстро выйти назад, к бродам, уже вряд ли сможет. А раз так, то в ханской ставке посчитали, что вполне могут повторить успех 1521 года. И напрасно Никита Мясной — посол русского царя в Крыму — пытался подкупить мурз и беков в надежде уговорить их на большой поход в Литву. Те, вспомнив, какую добычу они взяли в русских пределах, на время отложили в сторону интриги против хана и возжелали повторить тот удачный поход. Не учли лишь одного: за время "замятни" ханские войска изрядно уменьшились.

Правда ни весной, ни летом Орда так никуда и не тронулась, ибо большая царская рать стояла под Москвой, и встречаться с нею в бою крымцам как-то не хотелось. Но едва до Крыма дошли вести о том, что царь Василий с войском убыл в Ливонию, как Ислам-Гирей со своими людьми покинул лагерь на Молочных водах и поспешил на север, к московским рубежам.

Вперёд царевича гнала не только жажда наживы, но и жажда будущей мести. Дело в том, что ширинский бей Мамиш, как и все уставший от реформ и неуважения османских друзей хана, предложил калге захватить в Руси как можно больше добычи, обернуть её в деньги, а уже их дать турецкому султану в качестве взятки, чтобы купить себе крымский трон. Совет, мягко говоря, был не самый умный, учитывая, что Сулейман Великолепный с юных лет был другом Саадет-Гирея. Но с учётом внутренней обстановки в ханстве была большая вероятность, что он мог сработать.

Нельзя сказать, что в Москве не ждали набега. Посол, используя полоняников, которым устроили банальный "побег", отписал в Москву предупреждение о "вероломстве" хана, да и привычные доброхоты в стороне не остались. Так что государь Василий III и Боярская дума начали готовиться к встрече незваных гостей заблаговременно. А поскольку Черта ещё не была готова сдержать большую Орду, то полки привычно расставили по поясу Богородицы. Пять воевод стояли на Коломне и Кашире, был усилен гарнизон Рязани. Четверо воевод были в Туле и столько же — в Одоеве, у князя Воротынского. И всего на окский рубеж вышло шесть тысяч дворян и их послужильцев.

Правда, с учётом тех двух десятков, что сейчас воевали в Ливонии, и тех, кто сражался на казанской и сибирской земле, получилось так, что военных сил Руси оказалось недостаточно. Война на два фронта впервые показала себя во всей красе. Да так, что, когда, наконец, пришло известие о выступлении татар, разрядные дьяки еле наскребли полторы тысячи сабель для усиления обороны по Берегу.

Хотя поначалу оставшийся в Москве на хозяйстве вместо умершего царевича Петра царевич Фёдор Мелик-Тагирович понадеялся, что вторжения с юга в этом году всё же не будет. Лето выдалось довольно дождливое и дороги давно уже превратились в чавкающие грязью под копытами коней направления, да и воеводы тоже посчитали, что раз в воздухе уже почувствовалось холодное дыхание осени, то татары уже не придут. И тут, как гром среди ясного неба в Москву и в подмосковное село Воробьёво, где молодая жена царя жила на природе в ожидании родов, прискакали гонцы с Берега с тревожной вестью: 'Ислам царевич идёт, а с ним тритцать тысеч тотар'.

И хоть все понимали, что таких сил у царевича быть не может, но всё же Фёдор и думцы, оставшиеся в Москве, слегка растерялись. Второй погром государь им уж точно не простит.

Стоявшие в Кашире и в Коломне воеводы получили немедленный приказ идти к предполагаемому месту форсирования Оки татарами. Сам Пётр оставался в Москве,