Чудак на холме - Лев Юрьевич Альтмарк

что я поломал ей жизнь своими идиотскими выходками, и если нормальные люди обходят выгребные ямы стороной, то я непременно должен погрузиться в них по уши и этим ещё гордиться. Единственное, что мне удалось вклинить в стройный частокол её обвинений, это скромное обещание: как только закончу работу, непременно явлюсь домой продолжать сей светский диалог, и ни минутой позже.

Штрудель с профессором прислушиваются к нашей перебранке с огромным интересом, и, когда я обрываю разговор на полуслове, Гольдберг галантно замечает:

– Будешь извиняться перед ней, не забудь извиниться и от моего имени. Букет ей уже отправлен. Я же обещал.

Мне хочется послать этого патентованного негодяя куда-нибудь подальше, а то и сразу начистить физиономию за себя и за супругу, но я лишний раз мстительно делаю зарубку в памяти: когда представится выбор – сажать его или миловать, непременно выберу первое.

– Ну и как? Теперь мы сможем поговорить серьёзно о наших делах? – на лице Гольдберга больше нет снисходительной улыбки. Он теперь сама серьёзность и сосредоточенность. – Всё это время, что ты здесь находился, потрачено нами непродуктивно. А его у меня, повторяю, мало.

Мы с Лёхой переглядываемся, и я утвердительно киваю головой.

8

Мы удобно устраиваемся на диване, и Лёха виновато придвигает к себе поближе печенье:

– С утра маковой росинки во рту не было. Вы уж извините…

Профессор Гольдберг отмахивается от него, как от назойливой мухи, и торжественно провозглашает:

– Как говорят у вас в России: один ум хорошо, а три – лучше…

– Не три, а два, так у нас говорят, – поправляет Лёха.

– Значит, два. Простите, молодой человек, – ехидничает воспрянувший духом Гольдберг, – я переоценил ваши умственные способности… Не обижайтесь, это я шучу.

Лёха и не думает обижаться, хотя я его знаю – в нужный момент напомнит о своих способностях, и тогда уже профессору будет не до шуток.

– Значит, так, – Гольдберг снова серьёзен, и больше веселиться не намерен. – Я открыл вам почти все свои карты. Мне необходимо в кратчайший срок провести эксперимент с переселением души какого-нибудь почившего в бозе музыканта, и тогда мои перспективные работодатели убедятся в том, что такое возможно с Ленноном и Харрисоном. Их не интересуют детали – как я это сделаю, кто будет участвовать, какие я понесу траты, – им нужен лишь положительный результат. Помощников у меня нет – только вы.

– Мы? – удивляется Лёха и смотрит на меня, будто я уже успел договориться с профессором о чём-то, чего он не узнал, прослушивая беседу в машине.

– Ну, раз вы, Алекс, в курсе, – притворно вздыхает профессор, – то придётся и вас брать в долю. Лучше иметь ещё одного союзника, потому что недоброжелателей и завистников у меня и без того хватает. Вы согласны?

Штрудель недоумённо продолжает глядеть на меня и бормочет:

– Согласен, но на тот свет отправляться не хочу. Даже на ознакомительную экскурсию.

– По этой части у нас уже есть специалист, – Гольдберг искоса глядит на меня и подмигивает. – Думаю, и для вас, Алекс, дело сыщется… А пока у меня вопрос, ответа на который я самостоятельно найти не могу. Надеюсь на вашу помощь. Нужно выбрать, кого из музыкантов будем возвращать на этот свет. Нужен, во-первых, такой человек, возвращение которого станет убедительным доказательством для работодателей, что подобное реально возможно. Во-вторых, и это не менее важно, чтобы Даниэль, когда станет беседовать с ним на том свете…

– Стоп! – резко обрываю его. – Я ещё никакого согласия не давал! Все эти перемещения, извините, не простая поездка в командировку на несколько дней! Может, у вас есть ещё кто-то на роль кролика?

– Никого нет, – разводит руками профессор, – да и не хочу никого из посторонних посвящать в наши дела… Смею тебя заверить, Дани, твои труды будут вознаграждены достойно.

– Ладно, посмотрим, – ворчу недовольно, и у меня сразу же начинает неприятно ныть в затылке.

– Так вот, повторяю, очень важно, чтобы музыкант, которого мы наметим для перемещения на этот свет, правильно понял разъяснения Даниэля. Всякие казусы могут случиться, а проколы нам не нужны.

Он замолкает, чтобы мы могли оценить грандиозность его планов и степень нашей ответственности.

– Теперь я хотел бы обсудить главное – кого из великих музыкантов выберем для перемещения. Ведь нам недостаточно какого-нибудь ресторанного лабуха, нам требуется великий музыкант, и для этого нужно детально разобраться в его биографии, характере, причудах.

– Вот тут как раз и будет работа для меня, – подаёт голос Лёха. – Я для вас в интернете чёрта с рогами нарою!

– Нам чёрта не надо, нам надо больше – объективную картину, чтобы мы достоверно представляли, что от человека можно ожидать. Сами представьте, что способен натворить возвращённый с того света человек, если он, скажем, закончил свои дни в психушке или под конец жизни стал полным неадекватом. А среди гениев таких каждый второй.

– Кого-то вы уже наметили? – осторожно интересуюсь, потому что мне страшно не хочется выслушивать прописные истины, которые время от времени любит выдавать профессор, любуясь своим красноречием и эрудицией.

Гольдберг делает глубокомысленную паузу и торжественно выдаёт:

– Первый, чьё имя мне пришло на ум, это Вольфганг Амадей Моцарт. Люблю его музыку…

– Почему Моцарт?! – в один голос спрашиваем мы, и Лёха даже корчит кислую мину:

– Помню, в детстве меня в музыкальной школе заставляли играть Моцарта на фортепиано. Тягомотина была страшная…

– И поэтому ты его невзлюбил? – укоризненно качает головой Гольдберг.

– Нет, конечно, но… Мо-о-оцарт…

– Можно, наверное, его уговорить вернуться в наше время, – предполагаю я, – но получим ли мы нужный результат? Вашим спонсорам, профессор, захочется стопроцентно убедиться, что это именно тот, за кого мы его выдаём, так? Значит, ему нужно будет сразу сесть и сочинить что-то на достойном уровне – симфонию или какой-нибудь фортепианный концерт. Это же потребует немало времени, а долго ждать, как я понимаю, не в интересах работодателя?

– И в самом деле, – сразу соглашается Гольдберг, – я об этом даже не подумал…

– Может, замахнёмся на Элвиса Пресли? – предложил Лёха. – Уж кого-кого, а его все знают и любят. И сочинять ему ничего не надо. Сразу запоёт свои бессмертные хиты. Его голос ни с чьим не спутаешь!

Некоторое время мы раздумываем над Лёхиным предложением, потом Гольдберг отрицательно качает головой:

– Тут, друзья, нужно действовать хитрее. Элвис Пресли, конечно, очень хорошая кандидатура, но… есть одна тонкость. Та же самая звукозаписывающая корпорация получит совершенно бесплатно ещё один источник сверхприбылей. И притом без всяких обязательств перед нами. Почему? Да потому что они непременно заявят, что Элвиса не заказывали, поэтому и платить за его возвращение не станут.