Чудак на холме - Лев Юрьевич Альтмарк

– Ничего себе – издержки! Но дело-то как раз не в них, а в том, что души переселяются в тела тех людей, которые фактически после этой процедуры исчезают. Как это назвать? Разве это не предумышленное убийство? Вот тебе ещё один штрих к портрету… Как ни крути и ни морочь голову публике переселением душ и прочей мистической лабудой, но это уголовное преступление. Притом заметь, что все эти безымянные люди – не смертельно больны и не при последнем издыхании. Жить бы им ещё долгие годы и детишек плодить, а их – как расходный материал… Жалкие оправдания Гольдберга и гроша ломаного не стоят, когда дело заходит о ценности одной жизни и ничтожности другой. Тут нарушены абсолютно все моральные нормы, разве это не ясно?!

– Не понимаю, куда ты клонишь. А фразы-то какие плакатные… Предлагаешь обрубить всё разом и задержать преступника? – чувствую, Лёхе не нравится ход моих мыслей, а желание срубить лёгких денег и поглазеть на битлов потихоньку начинает превалировать над разумом. – Ты как хочешь, но я в любом случае завтра опять наведаюсь к профессору, а перед этим натаскаю из интернета информации об Армстронге и, если понадобится, вместо тебя отправлюсь на тот свет на переговоры хоть с самим чёртом. Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! Я передумал сидеть в кустах…

– Успокойся! Никто никого сдавать пока не собирается.

– А зачем тогда завёл этот разговор?..

И в самом деле, зачем я ему звоню? Что мне от него нужно сейчас? Какие-то конкретные ответы хочу услышать, что ли?

Наверное, просто не могу держать в себе информацию, полученную от Дрора, а ближе Лёхи у меня никого и нет. Голова просто раскалывается.

– Прости, брат, – виновато бормочу в трубку, – хреново мне. Не знаю, как поступить…

– Лучше всего, лети ко мне, – предлагает Лёха после секундной заминки, – у меня есть бутылка водки. Подумаем вместе. А не придумаем ничего – тоже не беда. Расслабимся…

И я несусь к Лёхе, потому что ничего другого мне в голову пока не лезет. И ничем другим, кроме как пить водку с другом в таком состоянии, я сейчас заниматься не в состоянии.

Мне всегда казалось, что самое паршивое, но самое распространённое занятие на свете – это из двух зол выбирать худшее. Лучшего по определению быть не может, если уж стоишь перед выбором. Но выбора-то сегодня у меня как раз и нет. Хоть и кажется, что много вариантов развития событий.

Следовать стандарту и ждать, пока труп твоего врага проплывёт мимо тебя по реке, – ибо нет ничего нового под луной! – тоже не выход. И хоть жизнь полицейского изначально состоит из сплошных протоколов и минимума новаций, и пора бы за долгие годы работы в милиции, а потом полиции со всем этим уже и примириться, но… не могу, не получается. Чтобы не вылететь с треском со своей не особо благодарной, но единственно любимой работы, мне приходится выкручиваться и с утроенной силой раскрывать преступления. Пока это удаётся – а ведь я себя ни в каких шерлоках холмсах не числю, – меня терпят. И терпят мои дурацкие выходки. Надеюсь, дотерпят по пенсии. Иначе останется один путь – на паперть, а там мне никто не подаст даже копеечки из-за наглой физиономии, ну ни капельки не внушающей доверия и сострадания.

С Лёхой наверняка та же ситуация. Хоть толстякам доверяют больше, но паперть для них совсем не вариант. Не сильно они похожи на голодающих. Потому Штрудель, сам того не замечая, идёт по моему пути, а кое-где даже обгоняет.

Короче говоря, после недолгих рассуждений, прерываемых стандартными мужскими тостами и поеданием немудрёной холостяцкой закуски, мы приходим к компромиссному решению – с профессором Гольдбергом отношений не прерываем, потому что в этом есть два неоспоримых плюса: познакомимся с битлами и Луи Армстронгом, а это дорогого стоит, и вдобавок срубим деньжат, которых, как было обещано, заплатят столько, что можно будет оставить неблагодарную службу в полиции. С другой стороны, профессор всё-таки останется под нашим присмотром, и всегда над ним будет висеть дамоклов меч правосудия. То есть наш с Лёхой меч. Докладывать начальству о возобновившихся контактах пока повременим, а если Дрор или кто-то ещё проведают об этом, то всегда можно сослаться на оперативные мероприятия, получать разрешения на которые традиционно не хватает времени. Всё равно ж, братцы, профессор у нас под колпаком и никуда не денется…

До утра мы даже поспали пару часов, так и не покопавшись в компьютере в поисках информации об Армстронге, но перед тем, как поехать на работу, я успел всё-таки позвонить жене и сообщить, что всю ночь провёл в засаде, и непременно вернусь, как только… но придумать ничего не успел, потому что в трубке раздались короткие гудки.

– Если меня припашут к каким-нибудь следственным мероприятиям по поводу наркотической перестрелки, – просит Лёха, усаживаясь в машину, – ты уж сам тогда покопайся в интернете, хорошо? Не подведи меня.

И как в воду глядел. Дрор устроил очередное совещание по итогам работы Лёхиной группы, и ему пришлось мариноваться у него в кабинете почти до обеда. А это намного муторней, чем любое, самое что ни на есть неподвижное сидение в засаде. И при этом дышать в сторону, чтобы никто не уловил запах перегара.

Мне же не оставалось ничего иного, как самому скакать кузнечиком по бесконечным компьютерным ссылкам и в одиночку разбираться в перипетиях жизни легендарного джазмена.

Лёха появляется в обед, когда я уже собрался в полуобморочном состоянии уползти в ближайшее кафе и съесть что-нибудь горячее, а главное, выпить ведро газировки, ибо после ночного застолья в организме свирепствовала африканская сушь.

– ЧП у нас, – выдыхает застоявшиеся пары Лёха и печально садится на край моего стола.

– Это у нас нормальный образ жизни, – отмахиваюсь легкомысленно, – иначе нас не содержали бы налогоплательщики… А что конкретно?

– Сегодня ночью обнаружили труп псевдо-Розенталя. Того, который со скорпионом на руке.

– Как, и его?! – не особенно удивляюсь я. – Это, наверное, оставшиеся ребятишки Тавризи концы с концами сводят. Жаль, конечно, что нас опередили, и мы не успели с ним побеседовать, но всё шло к тому. Такие орлы долго не летают в поднебесье.

– Надо ехать разбираться. Ты со мной?

Неопределённо пожимаю плечами и неожиданно широко зеваю:

– Мне бы дома показаться и заодно подремать дополнительных часика три… А без меня никак?

– Можем, конечно, обойтись, но