Чудак на холме - Лев Юрьевич Альтмарк

– Ты знаешь, компьютер – великая вещь, не перестаю удивляться! Всего пять лет назад мне пришлось бы неделю копаться по картотекам, а сейчас вон – посмотри, – он протягивает мне распечатку с фотографией и столбиком текста.

– Кто это?

– Наш псевдо-Розенталь, а на самом деле Давид Плоткин, новый репатриант из России, приехавший в страну всего полгода назад. На прежней родине его звали Дмитрием Плотниковым, но имя он поменял при оформлении удостоверения личности в аэропорту Бен-Гурион. Одиночка, разведён, прилетел из Санкт-Петербурга.

– Что о нём ещё известно?

– Многого ты хочешь. Эти данные я взял из базы Министерства абсорбции. По нашим же полицейским базам он пока нигде не засветился. Видно, срок ещё маловат.

Отхлебываю кофе из его чашки и пытаюсь фантазировать:

– Чувствую, нужно просить питерских коллег о помощи. У них наверняка информации больше. Парнишка с наколкой скорпиона на руке не мог проскочить мимо их внимания.

– Долгая история – делать официальный запрос, да ещё объяснять, зачем нам это нужно, – Лёха корчит кислую физиономию, хотя всё прекрасно представляет и без меня. – Попробую под этот замес командировку в Питер выпросить у начальства…

– Думаешь, после моего вояжа в Киев они кого-то теперь отпустят за границу, к тому же по этому делу? Хоть вероятность того, что наш Плоткин засветился в России в криминальных разборках, высока, но как ты будешь объяснять, что его тамошний банальный криминал имеет отношение к нашему небанальному? Дрор-то ещё худо-бедно поймёт, потому что в курсе, а кто-то выше, подписывающий разрешение?

– В том-то и беда, – Лёха совсем скисает и, заглянув в опустошённую мной чашку, отправляется заваривать очередную порцию кофе.

Возвращается он с двумя листками, которые ему подготовили аналитики. Те сумели по фотографиям с телефона парнишки-бедуина разыскать среди туристов, пересекавших границу, потенциальных убийц Плоткина-«Розенталя».

– Хоть что-то в утешение, – криво ухмыляется он и принимается читать вслух и комментировать: – Десять дней назад эти двое из ларца – Никонов Сергей и Боровицкий Владислав – пересекли границу в аэропорту Бен-Гурион. Прилетели в качестве туристов с группой христианских паломников. Поселились в Иерусалиме в общежитии при Русской православной миссии…

– Нужно срочно нестись в Иерусалим, – подскакиваю я, – и брать их, пока не поздно…

– Поздно, – Лёха корчит печальную физиономию. – Вчерашним рейсом они отбыли назад в Питер, потому что программа визита закончилась. Пограничный контроль зафиксировал их благополучное отбытие… А если нам подготовить официальную бумагу и отправить в Российскую ФСБ? Или к кому-то из своих бывших российских дружбанов обратиться? У нас же там остались друзья в МВД?

– А сколько времени бумаги будут летать туда и обратно? Мы можем ждать?

Принимаюсь расхаживать по кабинету. Так думается легче. Меньше всего мне хочется сейчас затевать бюрократическую переписку с кем бы то ни было, ведь поручат это дело наверняка мне или Штруделю, а дожидаться результата придётся неизвестно сколько времени. Да и во все детали коллег из России не посвятишь. А к кому ещё наша бумага там на стол ляжет…

– Нет, – решительно собираю листки в кучу и зорким соколом гляжу на Лёху. – Пошли к шефу, будем уламывать на командировку. Меня он сто процентов не отпустит, значит выбор падёт на тебя…

Лёха недоверчиво косится в мою сторону, оценивая, не смеюсь ли я над ним, но ничего не отвечает и отправляется следом за мной к Дрору.

Как ни странно, но шефа уговаривать почти не пришлось. По логике вещей любое полицейское начальство обязано быть консервативным и прижимистым. Но Дрор, и я в этом уже не раз убеждался, совсем другой человек. Может, причина этому – его долгая армейская служба? Даже если кто-то из нас и прокалывался, он никогда не сдавал подчинённого и мужественно брал вину на себя. И хоть в детали каждого дела он не вникал, да на это у него не хватило бы никакого времени, зато имел замечательное чутьё на ситуацию. Фальшь и подтасовки чувствовал мгновенно и тогда уже метал гром и молнии, щедро раздавая пилюли всем, кто попадал под руку – и правым, и виноватым. Опять же, наверное, армейская школа. Не знаю, как Лёха, но я не сразу привык к его характеру. Просто у меня своя шкала жизненных ценностей, в которой любое моё начальство традиционно не на высоте. Однако со временем я несколько переменил своё мнение о нынешнем шефе и стал доверять Дрору гораздо больше, чем он мне. А это, поверьте, дорогого стоит.

Пообещав в течение пары дней утрясти с руководством все дела по Лёхиной командировке, Дрор отправляет его в отдел разгребать рутину, а меня, как всегда, просит задержаться. И тут началось…

– Ты зачем мне наврал, что не встречался с Гольдбергом в последнее время? – с пол-оборота включает он сирену на полную катушку. – Что за игры ты затеял? Кого хочешь обвести вокруг пальца?!

Когда шеф сам себя накручивает и задаёт подобные риторические вопросы, то мешать ему не стоит. Лучше всего дать выговориться, и, когда гнев дойдёт до высшей точки кипения, безо всякой посторонней помощи начнётся естественный процесс остывания. И вот тогда-то уже можно начинать что-то бормотать в ответ и пытаться изображать хорошую мину при плохой игре.

Но Дрор бушует совсем недолго. Он резво выскакивает из-за стола, залпом осушает стакан воды и вдруг замирает, так и не вернув бокал на стол. Взглядом он всё ещё мечет гром и молнии, но гроза заметно пошла на спад:

– Жду твоих объяснений. Что у тебя за новые контакты с Гольдбергом?

Была не была, решаю про себя, всё равно уже дерьмо без всякой посторонней помощи лезет наружу, и, если я даже промолчу, как партизан, и ничего не выдам, внимание к моей персоне всё равно будет повышенное. Каким бы успешным для нашего общего дела ни был результат моих будущих экспериментов с этим чёртовым профессором, Дрор непременно обо всём проведает, и тогда я даже не представляю, что за буча поднимется. Нарушение субординации и излишняя инициатива – это красная тряпка для любого начальства.

– Гольдберг несколько дней назад сам позвонил мне и предложил… – слово за словом выкладываю всё, что знаю об идее звукозаписывающей корпорации вернуть к жизни «Битлз», а перед этим Луи Армстронга. Не забываю упомянуть и о том, что из разговоров с профессором выяснил про киевское дело и дело с наркоторговцами. Тоже его работа. Мелочи, конечно, в копилку следствия, но – полезные мелочи. Кроме того, наверняка у профессора есть ещё какие-то неизвестные подвиги, о которых он вскользь обмолвился, но разведать подробней о них я пока не сумел. Однако учтите, господин майор, ни на мгновение