Чудак на холме - Лев Юрьевич Альтмарк

Дрор поворачивает ко мне свой ноутбук и показывает пальцем:

– Вот, посмотри. Мне из СБУ переслали её фотографию, но я по-русски прочесть не могу, а онлайн-переводчик, как всегда, лепит всякую ахинею. Прочти и слово в слово переведи мне.

На сканированной картинке – лист, вырванный из простой школьной тетради, на котором красивым размашистым почерком с завитушками написано:

«Уважаемые господа, удерживающие меня в тюрьме совершенно незаконно и без предъявления обвинения!

Я, Пётр Аркадьевич Столыпин, дворянин, рождения 1862 года месяца апреля 14 дня, выпускник естественного отделения физико-математического факультета Санкт-Петербургского Императорского университета, служивший верой и правдой на различных государственных должностях – от губернских до министерских и правительственных, осуществивший ряд государственных и политических реформ в Российской империи, кавалер орденов Святой Анны трёх степеней, Святого Владимира 3-ей степени, Святого Александра Невского, Белого Орла и многочисленных иностранных наград, удостоенный неоднократно Высочайшей императорской благодарности, но погибший в результате покушения в 1911 году месяце сентябре 5 дня, настоятельно и не раз требовал от вас:

– предъявить мне судебный приговор, полицейское постановление или иное официальное решение, по которому я заточён в этот каземат, внятно разъяснить мне причины заточения и сроки моего содержания здесь в соответствии с существующим на настоящий момент российским законодательством;

– предоставить мне квалифицированного адвоката, с которым я мог бы обсудить тактику своего поведения и составить прошение в высочайшие инстанции по моему высвобождению отсюда;

– разыскать неоднократно затребованного мной у тюремного начальства профессора медицины Гольдберга, ныне проживающего на территории Палестины и принявшего самое активное участие в моём перемещении в тело человека, рукой которого писано сие прошение.

Дабы предотвратить возможные инсинуации и кривотолки в отношении вышеупомянутого профессора Гольдберга, я неоднократно сообщал, что у нас с ним существует предварительная договорённость о следующем. Судя по его заверениям, ряд высокопоставленных лиц заинтересован в продолжении моей деятельности на благо Российской империи, и я не возражал против перемещения моей души в новое тело и в нынешнее время. Так как после перемещения наша встреча с этими заинтересованными людьми, имён которых пока не имею чести знать, не состоялась, то считаю необходимым заявить, что моё пребывание здесь крайне неуместно. О чём я, собственно говоря, и хотел официально передать через вышеозначенного профессора Гольдберга в вышестоящие инстанции. Так как наша встреча, по всей видимости, уже не состоится, то полагаю, что обязан совершить обратное перемещение без ведома всех причастных к тому лиц при помощи средств, доступных при моих ограниченных возможностях.

Никого в этом прошу не винить, ибо переход произведён мной в трезвом рассудке и памяти.

Камер-юнкер Двора Его Императорского Величества, Премьер-Министр Российской империи П.А.Столыпин…»

9

Из кабинета майора Дрора я не выхожу, а пулей вылетаю в полном замешательстве. Если до сообщения из Киева всё происходящее казалось мне интересным и захватывающим приключением, благодаря которому я сумею увидеть легендарных музыкантов, ставших для меня, честное слово, почти что небожителями, то теперь появились новые обстоятельства, и они не только настораживают, но и страшат. Игры, увы, закончились. Праздника не предвидится.

Выходит, что проблема перемещения душ не такая уж безобидная и простая забава, как казалось вначале. По злому ли умыслу или нет, но профессор Гольдберг даже не задумывался о том, как будет чувствовать себя представитель иной эпохи в сегодняшнем дне. Не беру бандитов и наркоторговцев, которым в любые времена комфортно и удобно. Обидно за приличных и совестливых людей, каковым несомненно являлся Столыпин. По-разному к нему можно относиться, но в том, что это человек выдающийся и талантливый, сомнений нет. Ему и с современниками, наверное, общаться было не так просто, а что уж говорить про тех, кто ему встретился бы в будущем…

После разговора с шефом передо мной остаётся лишь один вопрос, на который однозначно ответить пока не могу: продолжать ли задуманное с профессором Гольдбергом или обрубить всё на корню? И ведь не посоветуешься ни с кем! Не посвящать же Дрора в свои сомнения!

С одной стороны, как полицейский, обязанный соблюдать букву закона, я должен профессора немедленно задержать. И причин тому предостаточно: бандитская перестрелка с кучей трупов, организованная «питомцем» профессора, потом гибель человека, в обличии которого оказался бывший российский премьер-министр. А сколько ещё остаётся «переселенцев», о которых нам пока ничего не известно, а сам Гольдберг вряд ли признается по доброй воле? Разве мало одного лишь нарушения запрета, наложенного два года назад судебными инстанциями на продолжение его кощунственной деятельности? (Вот, кстати, и всплыло ключевое словечко – «кощунственный», – которое я никогда раньше не применял, а сегодня вот пришлось…)

С другой стороны, в моей голове начинают роиться мысли, которые даже обдумывать мне не по рангу, тем не менее… почему бы и нет? Может быть, благодаря мне и, конечно же, профессору Гольдбергу, мир снова получит великого джазиста и обновлённых битлов! Вдруг эксперимент удастся?! Э-эх… Снова лезу туда, куда меня не просят!

Как поступить, не знаю. Дрор никаких приказов мне не отдал, видимо, полагая, что лейтенант Штеглер в состоянии принять правильное решение без указки сверху, но ведь он и ничего не знает о моих последних контактах с профессором! Лёха, ясное дело, трепаться об этом ни с кем не будет, во-первых, потому что никогда не станет подводить друга, а, во-вторых, он прекрасно понимает, что и ему влетит по первое число за такое самоуправство. Значит, принимать решение только мне.

А может, напрячь Лёху, раз уж он ввязался в игру? Вместе подумаем, что-то решим…

А то больно удобно устроился мой верный соратник! Сидит, небось, сейчас у телевизора, дует пиво, клюёт потихоньку носом и готовится ко сну. А приснятся ему ночью бодрые ливерпульские ребята с гитарами, жизнерадостный кубышка Луи со своим золотым корнетом, сладкоголосый Элвис в павлиньих нарядах.

И совсем Лёхе невдомёк, что у каждого из этих людей в душе может быть такая драма, о которой мы даже не подозреваем…

Лёхе я всё-таки позвонил, обломал пивной кайф. Он внимательно выслушал мой рассказ о разговоре с шефом, потом мои рассуждения, и лишь после всего услышанного глубокомысленно изрёк:

– Мне кажется, что прищучить Гольдберга мы всегда успеем. Он же теперь от нас никуда не прячется.

– И пойдём под суд как соучастники?

– Соучастники чего? Мы с тобой ни в истории со Столыпиным, ни в бандитских перестрелках не замешаны, так? Наоборот, мы эти дела расследуем до последней точки, а для этого в оперативных целях внедряемся в логово врага, то есть к Гольдбергу с его спонсорами. Ты же