Мечников. Том 8. Луч надежды - Игорь Алмазов

— Я обрёл их совсем недавно, — солгал я. — Когда обследовал пациентов Хопёрска с помощью своего нового оборудования.

В данном случае не стоит оправдывать свои сверхординарные знания тайнами рода. Это покажет Мечниковых не с лучшей стороны. Получится, что мы владеем знаниями о многих болезнях, но не делимся ими с остальными лекарями, что в итоге подвергает жизни пациентов серьёзной опасности.

— Спасибо на добром слове, — вернув очки на место, произнёс он. — Так, давайте перейдём к делу. Вы упомянули о какой-то операции.

Разумовский резко посерьёзнел. Видимо, мои слова действительно ему помогли. Это хорошо, в предстоящей операции мне точно понадобится ассистент.

— Я уже проводил такие манипуляции пару раз, — объяснил я. — Это — моя методика лечения особо сложных заболеваний, с которыми не может справиться классическое лекарское дело. Помните тот день, когда мы с вами впервые встретились?

— Конечно, — кивнул Разумовский. — Тогда вы со своим коллегой, господином Синицыным, забирали Лаврентия Кораблёва. Кстати, я слышал, что вам и его удалось излечить каким-то чудом. Как он сейчас поживает?

— Иван Сергеевич утверждает, что его брат в полном порядке. И, к слову, его я лечил тоже посредством оперативного вмешательства, — объяснил я. — Простыми словами, методика этой манипуляции — это вскрытие при жизни.

— Вскрытие⁈ — удивился главный лекарь. — А разве пациент не умрёт от кровопотери или болевого шока?

— Мы предотвратим это лекарской магией и моими препаратами. У меня с собой есть ещё одна склянка с веществом, погружающим в наркоз. Надеюсь, шприцы Павлова ваш госпиталь закупил?

— А как же! — закивал Разумовский. — Мы часто вспоминаем вашу троицу, когда дело доходит до инъекций. Ваши с Сеченовым препараты и шприцы Павлова помогли огромному количеству людей.

Жаль только, что у Павлова есть доступ к массовому производству, а у меня нет. Даже смешно! На него работают столичные заводы, а на меня группа студентов и их куратор Бронникова. В плане производства аппаратов я пока что очень сильно отстаю. Но пока что мы с Павловым соревнуемся не количеством, а качеством. Поэтому имеет смысл сконцентрироваться исключительно на рентгене.

— Александр Иванович, понимаю, что звучит это дико, и вся ответственность фактически лежит на вас, как на главном лекаре, но Шацкого желательно прооперировать уже сегодня. Я уверен на сто процентов, что смогу его излечить. Иного выхода у нас нет. Но без вашего разрешения я приступить к операции, разумеется, не смогу. Решать вам.

Я в этом госпитале даже не работаю. Будь я хоть трижды герой Хопёрска, нельзя просто взять и приступить к лечению пациента без разрешения главного лекаря.

— Я не смогу вам отказать, Алексей Александрович, — довольно быстро согласился Разумовский. — Не хочу больше беспомощно наблюдать за тем, как умирают мои пациенты.

— Тогда готовим палату, — велел я. — Всё необходимое у меня с собой есть.

Я всегда ношу с собой минимум препаратов и самые главные инструменты для проведения операции. Никогда не знаешь, где может пригодиться лекарская помощь.

Разумовский принялся вместе с лекарями-практикантами готовить палату для операции, а я задумался о том, каким лучше методом прооперировать Шацкого.

На самом деле далеко не каждая подобная грыжа приводит к полному перекрытию пищевода. Как раз наоборот, это редкость. Самая поздняя запущенная стадия.

Обычно это заболевание проявляет себя как гастрит. Изжога, икота, боль в желудке и пищеводе — обычная картина, с которой сталкивается чуть ли не каждый второй человек.

Но Шацкий каким-то образом умудрился свою болезнь запустить. Подозреваю, что случилось это не просто так. Возможно, это один из эффектов взаимодействия с магическими металлами, которые он использовал для своих красок.

Просто острые проявления убрал ещё в прошлый раз, а хронические себя проявить не успели.

Я объяснил Шацкому, что для полноценного лечения ему предстоит уснуть, но как-либо сопротивляться или спорить со мной он не стал. Художник доверял мне куда больше, чем главному лекарю. Так уж сложилась история наших взаимоотношений. Изначально он и мне не доверял. Шацкий склонен всех подозревать в некомпетентности.

Вскоре, когда анестезия была введена, а пациента перенесли в отдельную ранее никем не занятую палату, я начал объяснять Разумовскому, каков будет наш план действий.

— Значит так, первым делом я сделаю разрез. Послойно разделю скальпелем все ткани. Это называется хирургическим доступом. В процессе ваша задача — останавливать кровотечение. В идеале ещё натягивать ткани посредством спазма мышечных и эластических волокон, чтобы у меня был хороший доступ.

— Погодите, Алексей Александрович, в целом я согласен приступить к столь рискованной манипуляции, но объясните, почему же лекарская магия не справляется? Зачем нам лезть туда самостоятельно? Неужели нет иного способа излечить пациента, не прибегая к такой… резне!

— Проблема в том, что мы столкнулись со стойкими анатомическими изменениями. Если бы повредилась только функция — вопросов нет. Восстановили бы её магией. Но вправлять грыжу придётся руками.

В моём мире всё делалось гораздо сложнее. Сначала хирургический доступ, потом череда разрезов и швов, которые должны будут держать пищевод, желудок и диафрагму в правильных положениях. Однако здесь такое делать не придётся. Сначала вправлю грыжу, а потом уже с помощью лекарской магии восстановлю целостность этой области. Магия работает лучше, когда видишь изменения органов своими глазами.

Больше со мной спорить Разумовский не стал. Процесс пошёл. Я сделал разрез, а дальше мои руки начали действовать так, будто в них зародился собственный разум. Я даже сам не до конца понимал, откуда у меня взялись такие навыки.

Видимо, обретя большое количество витков, клятва лекаря наградила меня не только дополнительными сложностями, но и некоторые знания смогла даровать взамен. Я научился переходить в режим автопилота.

В итоге операция закончилась всего лишь за полчаса.

Как только проходимость пищевода оказалась восстановлена, мы стянули разрезанные ткани лекарской магией и перенесли Анатолия Шацкого в его палату.

— И это всё? — измеряя пульс и давление художника, удивлённо спросил Разумовский. — Вот так просто? Мы ведь только что разрезали его, как труп в морге. А его показатели жизнедеятельности даже не изменились. Хотя он потерял кровь несмотря на то, что я пытался её останавливать.

— Он потерял крови не больше, чем от обычного геморроидального кровотечения. Для организма это — сущие пустяки, — объяснил я. — Теперь он сможет нормально питаться, но перегружать его желудок пока что всё равно не стоит. Пока что пусть питается жидкими кашами, супами. Наращивать твёрдость пищи