Японская война 1904. Книга пятая - Антон Дмитриевич Емельянов

Катиширикава выругался про себя. Витиеватые речи не могли спрятать страх в глазах этого японца. Был бы рядом Иноуэ, но… Его наступление не удалось, 12-ю дивизию окружили. Принц видел последний доклад, который Хикару передал с чудом прорвавшимся лейтенантом. Он писал, что совершил ошибку и теперь ответит за нее. 12-я дивизия не сдастся и будет сражаться до последнего, пока есть патроны, пока есть штыки… Вот так вот можно было умирать! А бегство — это позор!

Но у Катиширикавы просто не было сил сопротивляться. К крыльцу штаба подогнали лошадей, и они, расталкивая толпы людей, понеслись в сторону порта. Страх, бесчестье — вот чем был наполнен воздух, смешиваясь с ароматами пороха и гари. И чем ближе был порт, чем ближе корабли, тем явственнее они перебивали все вокруг. Голова принца рухнула на грудь от неподъемной тяжести стыда: возможно, Хикару был прав, решив, что после такого жить дальше не имеет смысла…

Катиширикава в последний раз поднял голову, огляделся и неожиданно увидел то, что не замечал ранее. Не все бежали! Вот рядом с причалом стоит лодка, а рядом пожилой офицер из Саппоро отказывается садиться, требуя вместо него отправить на корабль молодых солдат.

— Брат, прошу, ради меня, — один из рядовых падает на колени, но офицер только качает головой и подталкивает его к остальным.

— Иди. Выживи и скажи дома, что семья Мусаси не забыла, что такое честь.

Грохот. Русский снаряд ударился о берег совсем рядом, накрывая все дымом. Принц так и не смог разглядеть, выжил ли в лодке хоть кто-то. Но тут его зацепил другой разговор. Молодой капитан приказывал выкинуть из корабля лишний уголь, чтобы взять с собой больше людей. Кто-то из команды пытался объяснить ему, что им ничего не компенсируют, но капитан уперся.

— Нам не хватит денег, чтобы после этого снова выйти в море, — голос чуть не плакал. — Корабль, на который отец работал всю жизнь, придется просто продать!

— Надо — продадим! Но мы не бросим своих, — и капитан, стараясь не смотреть на команду, бросился к трюму, чтобы самому схватиться за лопату.

— Дорогу! — еще один полный силы голос.

Катиширикава закрутил головой, чтобы увидеть его обладателя, и вот… Из порта в сторону наступающих русских частей пробивалось несколько сотен человек. Почти все в повязках — получается, сбежали из госпиталя. На плечах винтовки, на потрепанных мундирах знаки таких знакомых родов. Фудзивара, Тайра, Минамото — весь цвет империи шагал вперед, чтобы выиграть остальным хотя бы лишнюю минуту. И этот порыв словно срывал ледяную корку, которая наросла на каждом в этих безжалостных водах.

Прорывающийся отряд рос, у принца даже на мгновение появилась надежда, но тут сквозь шум рвущихся снарядов и треск льда долетели панические крики.

— Русские броневики!

— Они вошли в город!

— Их не остановить!

— Десять минут, и они будут тут!

Идущие вперед солдаты даже не замедлились, но все это было бесполезно. Броневики, которые могли выдержать и залп из пушек, просто не заметят их порыва. Катиширикава оттолкнул руку, пытающуюся утянуть его на корабль, и запрыгнул на чудом уцелевшее ограждение. Отсюда было видно волнующееся море людей. В городе они давили друг друга. В море кто-то прыгал прямо в ледяные волны, чтобы хотя бы вплавь добраться до кораблей. И вот на окраине Дальнего показался первый броневик.

Черный от копоти, весь побитый, некрасивый — он не должен был принести столько проблем. Но принес… И это был конец. Катиширикава опустил руку на пояс, пальцы дрогнули, но все же нащупали рукоять танто, а потом… Русский броневик остановился. Грохот рвущихся снарядов тоже стал затихать.

Никто не понимал, что происходит, но в сердце принца снова ожила надежда. Русское наступление остановилось… Точно остановилось! Но почему?

От авторов. Удачный момент получился для конца недели)) Надеемся, вы простите нам эту небольшую интригу, но тут парой слов не обойтись. И лучше все показать без спешки… Так что ждем продолжения!

Глава 8

Санкт-Петербург, 4 ноября 1904 года

Вера смотрела на Казанский собор. Сейчас, когда низкие серые облака почти легли на его крышу, огромная колоннада казалась не творением людей, а мистическим проходом между небом и землей. А тут еще и праздничная литургия, звуки которой просачивались наружу вместе с ароматами воска и ладана.

— Богородице Дево, радуйся… — губы Веры невольно повторили одну из первых когда-то выученных ею молитв.

Верила ли она сейчас? Девушка не знала. Если Бог есть, разве бы он допустил, чтобы люди проходили через все достающиеся им мучения? Если Он есть, то разве допустит, чтобы она сделала то, что задумала?

В этот момент через распахнутые двери на Невский вышли священники, удерживая на вытянутых руках ту самую икону Казанской Божьей Матери. Люди вокруг начали молиться еще усерднее, удар колокола, и крестный ход начался… Вера шла вместе с остальными, стараясь ничем не выделяться и лишь изредка поднимая голову.

Вот снимают шапки случайные прохожие, скрипят створки дверей закрытых на время хода магазинов. Вера улыбнулась, вспомнив, как каждый раз страдают торгаши, представляя, сколько иначе смогли бы заработать на такой толпе. Но царь не велит, сдерживает жадность… На мгновение мелькнула мысль, а точно ли нужно убивать Николая, но тут рядом прошли несколько городовых, а то и агентов охранки, и Вера сжалась.

На нее никто даже не посмотрел — их привлек крик недалекого заводилы, попытавшегося разогреть толпу. Но сегодня у крикунов не будет ни единого шанса, причем их остановят не царские шавки, а ее братья. Эсеры в этот день следят за порядком, чтобы никто не помешал, чтобы ход точно дошел до Зимнего, где к ним должен присоединиться Николай, и тогда… Вера снова подняла голову и увидела, как среди полушубков купцов и женских платков мелькнула знакомая фигура.

Илья Парамонов, ее напарник. Многие в толпе несли свои иконы и хоругви, чем ближе к началу хода, тем их больше. Общественные организации, купечество, академии, чиновники, ветераны… Невский прошли довольно быстро, теперь Дворцовая, и толпа начала замедляться на короткий молебен. Вот только Николай все не появлялся! Вера была напряжена как струна, даже забыв смотреть себе под ноги.

— Где же царь? — народ рядом тоже начал волноваться.

— Неужели забыл про нас?

— Это все его жена-немка наущает против истинной веры…

— Нет! Идет царь!

— За кровью нашей идет! — тот же самый