Полет птицы Пэн - Priest P大

в прошлом. Он всегда оставлял для Чэн Цяня лакомства, которые так нравились детям, или намеренно просил сделать перерыв, чтобы рассказать ему несколько необычных сказок, в то время как Янь Чжэнмин обиженно пыхтел над деревянными дощечками.

Порой Янь Чжэнмину казалось, что этот коротышка пришел сюда только для того, чтобы конкурировать с ним за любовь учителя. Но сложно было отрицать, что тот, кто был близок к киновари, становился красен, а тот, кто был близок к туши, – черен[64]. Благодаря присутствию рядом Чэн Цяня Янь Чжэнмин мог просидеть на месте немного дольше обычного.

Янь Чжэнмин изумился, когда сегодняшний песок в часах закончился, а его руки онемели. Впервые он ощутил таинственную силу, возникшую от трения ножа о дерево.

«Сконцентрируйся. Направь Ци во внутреннее море, – прозвучал в его голове хриплый голос. – Великое уходяще, уходящее – далёко, далёкое – обратно…[65]»

Проницательность Чэн Цяня поражала – не дожидаясь слов учителя, он встал и шагнул назад. В этот самый момент вокруг Чэн Цяня закружился воздушный поток и хлынул в сторону дашисюна, подобно рекам, впадающим в море.

Это была его первая встреча с тайной мироздания. Чэн Цянь понятия не имел, что почувствовал Янь Чжэнмин, но он услышал далекий голос. Солнце перекатилось на другой склон горы Фуяо, и смутно различимое эхо достигло каждого наполненного Ци уголка. Бесчисленное множество голосов сплетались в один, пробуждая в Чэн Цяне странные чувства. Они звучали так, будто далекое прошлое и туманное будущее перешептывались друг с другом сквозь разделяющие их годы. Чэн Цянь отчаянно пытался понять, о чем они говорят, но слова мягко текли мимо него, как зыбучие пески в реке времени.

Это сводило мальчика с ума.

Вдруг чья-то рука схватила его за плечо, и Чэн Цянь вздрогнул, словно очнувшись после странного разноцветного сна. Он обернулся и, прищурившись, едва разглядел Мучунь чжэньжэня.

Учитель пристально смотрел на него, и Чэн Цянь ощутил странный холодок на своем лице. Он коснулся пальцами щек и обнаружил, что они мокрые от слез.

Чэн Цянь почувствовал себя неловко, он понятия не имел, что сейчас произошло, и продолжал недоуменно смотреть на учителя.

– Пять цветов притупляют зрение. Пять звуков притупляют слух. Пять приправ притупляют вкус[66]. – Голос Мучунь чжэньжэня превратился в тонкую нить, пронзившую уши Чэн Цяня. – Как ты сможешь достичь внутреннего покоя и свободы, если будешь так много думать и размышлять! Очнись!

Слова учителя стали сигналом к пробуждению. Голова гудела, но Чэн Цянь взял себя в руки, сморгнул и вновь обрел зрение. Он тут же увидел сидящшего поблизости дашисюна: казалось, будто Янь Чжэнмин намертво прирос к месту и погрузился в глубокую медитацию. На столе валялись исчерченные линиями дощечки.

Чэн Цянь сидел пораженный, пока Мучунь чжэньжэнь ерошил его волосы. Немного придя в себя, он наконец спросил:

– Учитель, я слышал голоса людей…

– О, ты слышал наших предшественников, – ответил Мучунь чжэньжэнь.

Чэн Цянь испугался.

– История нашего клана насчитывает более тысячи лет, нет ничего удивительного в том, что их было так много.

– Где они сейчас?

– Все они давно умерли, – неторопливо ответил Мучунь чжэньжэнь.

– Они не вознеслись? – вытаращил глаза Чэн Цянь.

Мучунь чжэньжэнь опустил голову, с теплотой посмотрел на Чэн Цяня и спросил:

– А есть ли разница между смертью и вознесением на небеса?

Чэн Цянь на мгновение опешил, а затем сказал:

– Конечно есть. Разве вознесение не означает бессмертие?

Мучунь чжэньжэнь на мгновение замер; казалось, слова ученика удивили его. Но старик так и не дал Чэн Цяню прямого ответа; вместо этого он произнес:

– Ах… Ты еще дитя, а детям не стоит так много говорить о смерти[67]. Когда вырастешь, ты сам все поймешь.

С этими словами учитель вернулся на свое место и оглянулся на Янь Чжэнмина. Выражение его лица в миг сделалось печальным. Чэн Цянь услышал, как учитель пробормотал: «И почему он погрузился в медитацию именно сейчас? Ужасный выбор момента. Где мне теперь ужинать?»

Чэн Цянь промолчал.

В итоге ужин подали прямо в Зал Проповедей, в место передачи знаний, обретения мудрости и разрешения сомнений. Среди разбросанных амулетов и священных текстов возвышался поджаренный цыпленок, окруженный закусками, а рядом со столом все так же сидел безвольный дашисюн.

Мучунь чжэньжэнь пригласил Чэн Цяня присесть рядом. Он любовно передал мальчику мясо, будто дедушка Хань из соседней деревеньки, решивший угостить сельских детей, и подхватил со стола лист бумаги, испещренный неизвестно кем написанными священными текстами.

– Будешь больше есть – быстрее вырастешь. Вот, можешь выплевывать кости на бумагу.

Чэн Цянь спокойно взял в руки миску, осознав, что с этого момента никогда больше не испытает трепета перед Залом Проповедей.

После ужина Мучуню пришлось остаться и охранять дашисюна. Он приказал слугам завернуть для Чэн Цяня полцзиня десертов на случай, если ночью тот проголодается. Сегодня был пятнадцатый день лунного месяца – время, когда вход в горные пещеры был строго воспрещен. Но Мучунь не стал напоминать об этом Чэн Цяню. Он верил, что тот никуда не пойдет и не станет создавать проблем, а вместо этого займется переписыванием правил клана.

Чэн Цянь действительно не стал бы, а вот кое-кто другой – еще как.

Не успел Чэн Цянь перешагнуть порог своего павильона, как на него, словно из ниоткуда, выпрыгнул Хань Юань. Четвертый шиди сеял хаос везде, где оказывался. Он схватил собранные для Чэн Цяня десерты и тут же съел половину, нахваливая вкус. Закончив разбрасывать повсюду крошки, Хань Юань наконец заговорил:

– Какой смысл целыми днями сидеть с дашисюном, лучше поиграй с нами. Сегодня второй шисюн показал мне несколько новых движений, и я уже почти выучил все шаги первого стиля!

Чэн Цянь отмахнулся от летящих в него крошек, больше похожих на хлопья снега, и молча улыбнулся своему глупому шиди. Он насмешливо подумал, что раз Хань Юань так быстро освоил первый стиль, то, вероятно, через пару дней вознесется на небеса.

Хань Юань тем временем указал Чэн Цяню на двор и сказал:

– Твой двор такой запущенный, едва ли лучше, чем у учителя. Завтра ты непременно должен увидеть мой. Мой двор в десять раз больше твоего, а позади дома есть большущий пруд! Летом мы сможем в нем купаться. Ты умеешь плавать? А, забудь. Вы, домашние детки, из дома-то выходить боитесь, не то что плавать. Я научу тебя. Обещаю, мне хватит одного лета – будешь плавать как рыба[68]!

Чэн Цянь оценил доброту своего шиди, но ответил вежливым отказом. Он не хотел