Похищение Цирцеи - Лив Стоун

– Как тебя зовут, тень? Кто твой психопомп, раз ты оказалась в категории НДУ? Точно не Кера, сестра никогда не была так небрежна с тенью.

У меня есть догадка, что эти двое – родственники Керы и Гипноса, дети Ночи. Насколько это не очевидно в случае с Керой, Гипносом и «Нем», настолько это неоспоримо с «Таном».

Коротко вздыхаю. У меня все еще нет желания общаться, и я не знаю, чего на самом деле хотят от меня эти двое.

– Цирцея, – говорю я, не очень обрадованная мыслью, что придется описывать родословную.

Ответом заставляю замолчать богиню, которая кажется удивленной В свою очередь, бог пожирает меня глазами, усиливая неловкость. Но и на его лице проскальзывает восхищение. Возможно, он желает стать моим проводником. В отличие от Гермеса, который меня бросил.

– А мой психопомп – бездарный Гермес, – добавляю я, все еще обиженная его поведением.

– Подожди… Гермес в Преисподней? – спрашивает богиня.

– Ему нужно было провести трудовую проверку, и попутно он забросил меня в Эреб.

До сих пор не могу в это поверить. Я больше не чувствую гнев, только непонимание и.… грусть. Как он мог? Потираю руки, прохлада и охватившее беспокойство заставляют поежиться.

– Невероятно! – восклицает богиня, поднимаясь. – Сын Зевса уже сто лет находится в бегах, а теперь осмеливается ворваться для проверки! Пусть только мне попадется. Наверняка Их Величества не давали на это согласия!

– Мхм, вполне возможно, – соглашается сохраняющий спокойствие бог.

Тем не менее, он не скрывает раздражения. Не знаю, что Гермес такого наделал, но ему никто здесь не рад.

Все это, конечно, мило, но я все еще не знаю, с кем разговариваю.

– Кто вы такие?

Божества возвращают внимание ко мне.

– Я Немезида, наказываю за гибрис. Кстати, мне нравится твой гнев, Цирцея, – представляется богиня с язвительной полуулыбкой.

– Гибрис?

– Гордость и безрассудство. Ты полна ими.

Делаю шаг назад, обеспокоенная утверждением.

– Как и все тени НДУ, – добавляет она. «Я слишком хорош, чтобы умереть», «Мое время еще не пришло», бла-бла-бла…

Ей повезло, что я не способна контролировать магию в полном объеме.

– Никто не может помешать планам судьбы. Брат знает это лучше, чем кто-либо другой. Скажи ей, – подбадривает она, подталкивая бога локтем.

Последний стреляет в нее белыми глазами.

– Меня зовут Танатос.

Он больше ничего не говорит, но это и не нужно. Среди всех древних верований ведьм до возвращения Гекаты существовало поверье, что бог смерти является вершиной зла. Мы верили в него больше по привычке, прекрасно зная, что смерть необходима в жизненном цикле природы.

И вот теперь я, избегая его взгляда, стою перед воплощением смерти, ощущая противоречивое впечатление. Он одновременно завораживает и пугает.

– Будь спокойна, – бросает Немезида. – Ничто не может превзойти гибрис Гермеса. Псина Зевса считает себя выше всех, потому что является одним из Двенадцати! Не могу дождаться, чтобы наказать его…

Стоит остерегаться Немезиды. Танатос успокаивающе кладет руку ей на плечо. Она делает глубокий вдох и выдох, прежде чем успокоиться. По крайней мере, внешне.

– Это правда, – ворчит она. – Ты отвечаешь за психопомпов, а он уступил свое место. Ему здесь нечего делать. Особенно если он находится здесь для передачи приказов Зевса.

Она сопровождает предложение гримасой, полной ненависти. Я нахожусь среди божеств, которые не притворяются, что любят своего великого повелителя.

– Пока мы ждем его появления, замечу, что он не позаботился о тени, которую ему поручили, – поддерживает Танатос, бросая на меня косой взгляд.

Как бы я ни была против того, чтобы они открыто критиковали Гермеса, начинаю думать, что участие во всем этом может оказаться пагубным. И если я и обижена, то потому, что прекрасно понимаю, что это личное. Я сильно злюсь на него, независимо от его роли психопомпа. Злюсь на него за то, что он так и не сделал шаг навстречу. За то, что он отрицал наше влечение, потому что оно не имело для него значения. Все эти эмоции внезапно становится поверхностными. В чем их смысл? Ведь я оказалась перед Танатосом и даже не могу попросить его помощи, потому что заранее знаю: он рассмеется мне в лицо.

Снова смотрю на окружающий пейзаж, на реку вдалеке, на ожидающие тени, среди которых безмятежный старик. Чувствую, что стою перед дверью, закрытой, но не запертой на замок. Я так боюсь ее открыть. То, что я там увижу, меня расстроит.

– Цирцея?

Танатос подходит ко мне, полный сострадания и заботы. Он протягивает руку, хватает с дерева гранат и разламывает плод пополам. Блестящие семена и сладкий сок так привлекательны, что у меня слюнки текут.

– Ешь, – говорит он, предлагая половинку.

Его голос изменился. Возможно, сейчас я более уязвима, чем обычно, но протянутый фрукт кажется искушением. По крайней мере, таким же сильным, как и горящий взгляд бога. Сбитая с толку, не смею пошевелиться. Танатос обладает властной и притягательной аурой. Если бы над ним вспыхнула надпись «опасность», меня бы это не удивило. Округлость плода на ладони, напротив, мягкая, мясистая и чувственная.

– Ешь, не бойся, – повторяет он приглушенным, хриплым тоном.

Инстинкты умоляют сопротивляться по причине, которая ускользает от меня, но все равно протягиваю руку и прикасаюсь к теплой коже бога смерти. Я смущаюсь от такого контакта, а он улыбается. У меня сводит живот. Мне кажется, или он может обольстить кого угодно одним щелчком пальцев?

Подношу гранат к носу. Наконец-то знакомый запах. Наконец-то вкус, который узнаю. Подношу его ко рту, и прежде, чем успеваю откусить кусочек, чья-то рука хватает меня за запястье и властно отводит его.

Гермес отбрасывает гранат и с нежностью, не уступающей твердости, берет в руки мое лицо, покрытое ранами от оргаев. Его глаза металлические и неизменно холодные. Он произносит хриплым голосом:

– Кто тебя ранил?

Глава IX

Он действительно ждет ответа? Я даже не думала, что снова увижу его. Возможно, это я ушла, но нельзя сказать, что он сделал все возможное, чтобы удержать меня или объяснить положение. И вот теперь он настойчиво хочет узнать, что со мной случилось? Найти виновного было бы правильнее.

Отталкиваю его руку и спешу ответить, когда он поворачивается к Танатосу, который не сдвинулся ни на сантиметр. Гермес обретает странную серебристую форму, схожую с закрытыми доспехами, которую я видела в Эребе. В конце концов, именно от него произошло слово «герметичный». Никогда не видела более наглядной иллюстрации этимологии.

Гермес хватает за горло бога смерти, такого же высокого, внушительного и яркого, как