Достоевский. Дело о пропавшем наследнике - Александр Бертич

Новое деструктивное молодежное движение обсуждали в газетах. Участников обзывали по-всякому: хулиганы, бандиты, беспризорники. Было в ходу непонятное слово «гопники» и не менее странное – «шпана». Никто не знал, откуда эти байкеры взялись и кто у них главный. Никто не знал, где они проводят день и где ночуют. Никто не знал, где они заправляют свои мотоциклы.

Надо сказать, Порфирий Петрович из Департамента полиции избегал называть их бандитами. Слов нет, больше всего он мечтал устроить на них облаву и засадить всех до одного в крепость, но был вынужден действовать мягко. Почему? А потому, что в этой банде был один очень, очень важный участник. Трогать его строжайше запрещалось, и упоминать его имя – тоже. Ну и как после этого работать честному полицейскому?

Кем были остальные хулиганы – оставалось неясным. Порфирий Петрович запросил данные о безвестной пропаже подростков как в столице, так и окрест – и особо выделил случаи бегства из дома после тех или иных семейных конфликтов.

Он пришел к неутешительным выводам. Опустив ряд подробностей, он признал: нередко, ох, нередко пропавшие дети (если в рядах банды были именно они) вовсе не собирались возвращаться домой. Вольная жизнь привлекала их гораздо больше.

Увы, это в полной мере касалось и главного беглеца Империи.

Между тем черные байкеры вели себя все нахальнее и нахальнее. По ночам они взрывали тишину грохотом моторов и не давали спать добропорядочным гражданам. Выскакивали на улицы из темных арок и пугали прохожих. Стаями гоняли по Невскому проспекту и другим городским магистралям, поминутно создавая аварийные ситуации. Больше того: они повадились средь бела дня забираться в дорогие магазины и брать там все, что понравится. Городовые и полицейские агенты хватались за головы – причем в самом прямом и буквальном смысле. В головах у них в это время происходило примерно то же, что происходит в футбольном мяче в момент удара. Звенящая пустота понемногу заполнялась… хорошо, если на следующий день. Тогда полицейские вспоминали, что с ними было, чертыхались и все как один приходили к Порфирию Петровичу за расчетом.

Но Порфирий уговаривал их остаться. «Будет и на нашей улице праздник», – обещал он. Хотя сам не очень-то верил.

Целыми днями он разъезжал по Петербургу в своем бронированном «лесснере». Ездил и ночью. Несколько раз, завидев издали банду на мотоциклах, он поспешно входил в режим «омнилинк» и пытался отследить хулиганское сознание. Но, к его удивлению, всякий раз кто-то еще более могущественный отфутболивал прочь его массивный, солидный и прекрасно защищенный мыслящий шарик. По крайней мере, именно так это выглядело в виртуальной нейросфере.

Кто это мог быть? Откуда у него взялась такая мощь? Порфирий Петрович терялся в догадках. Все, что ему было известно – это имя героя. Точнее, героини.

* * *

– Тильда, – позвал Алекс охрипшим простуженным голосом. – Ты здесь?

Рассвет они встречали в меблированных комнатах на Пушкинской улице, в двух шагах от Лиговки. За жиденькими шторами светилось оловянное питерское небо. Было пасмурно и прохладно. Откуда-то тянуло сыростью.

– Конечно, я здесь, мой принц, – откликнулась невидимая Тильда. – Хотя твой вопрос не так прост, как тебе самому кажется.

– Не грузи. Голова болит. Если ты здесь, тогда где ты?

Женщина усмехнулась. Нет, она не играла в невидимку. Просто ее тело идеально скрывали шелковые волны занавески. Она стояла у окна и смотрела вниз, во двор.

Лишь когда она пошевелилась, Алекс увидел ее силуэт. В очередной раз удивился изменчивости ее фигуры. Ей очень подходило это слово: изменчивость.

– Я почему-то вспомнил, как ты меня сюда привезла, – сказал он. – В самый первый раз. Вечером. Это была самая лучшая ночь в моей жизни. А ты помнишь?

– Эх, мальчик, – сказала она. – Если бы ты знал, как много я помню, ты бы не спрашивал о таких пустяках, как твой первый раз…

Он никогда не мог понять, смеется она над ним или нет. Обычно бывало так: она заставляла его сходить с ума от стыда и злости, а затем привлекала его к себе вот таким, разгоряченным, пылающим, готовым сгореть без остатка. «Не надо бояться огня», – говорила она загадочно.

Самое ужасное, что ему это нравилось.

– Куда ты смотришь? – спросил он.

– Смотрю, как нас арестовывать идут.

Цесаревич похолодел.

– Погоди, не бойся. Агенты сыскной полиции – весьма бестолковые создания. Они всегда начинают обход квартир с нижних этажей. Хотя их можно понять: если поймаешь преступника уже на первом, то и по лестницам бегать не нужно. А ноги-то не казенные, свои.

Как бы в доказательство ее слов где-то внизу громыхнула дверь. Послышались чьи-то рассерженные голоса: агенты решили начать осмотр с дворницкой и не слишком преуспели в этом. Кажется, похмельный дворник учил их правилам хорошего тона.

– Но ты всегда можешь их отвести, – сказал Алекс.

– Конечно, могу. Но ты же знаешь: я люблю поиграть.

– И со мной тоже?

Тихо смеясь, Тильда откинула занавеску, и он умолк.

Черное платье переливалось на ней и поблескивало, как будто его украсили мириадами крохотных черных алмазов. Но он по-прежнему видел только ее силуэт на фоне окна.

– Эх, глупыш, – сказала она. – С тобой играть я еще и не начинала.

– И не надо. Ты же обещала, что Империя будет нашей. И я смогу делать все, что захочу. А мы сидим тут, в этой дыре, уже который день, и даже высунуться боимся.

– Время еще не пришло, – сказала Тильда, не оборачиваясь.

– А когда оно придет?

– Сперва вылечи насморк. Ты гнусавишь.

– Тильда…

Но она приложила палец ко рту:

– Нет-нет. Не отвлекай меня.

Она снова выглянула во двор-колодец. В гулком и затхлом пространстве, ограниченном четырьмя стенами, все звуки казались слишком громкими. Где-то там хлопали двери и слышались торопливые шаги.

– Как интересно, – сказала Тильда. – Мне кажется, эти ребята решительнее других. Они вот-вот будут здесь.

Алекс заметно задрожал. Нервно покашлял.

– Не надо было мороженое с девчонками лопать, – сказала ему Тильда. – Там, в кинематографе. Ну что за парни пошли? Слабаки и сладкоежки.

– Я больше не буду, Тильда.

– Будешь. Непременно будешь. Ты и сам такой сладкий. За это я тебя и… – Алекс уже хотел улыбнуться, но она закончила иначе: – За это я тебя и брошу когда-нибудь.

Царевич раскрыл рот и снова закрыл. Но тут в дверь постучали.

– Кто там? – мелодичным голосом спросила Тильда.

– Откройте, полиция, – гаркнули сразу двое.

– Минутку, – ответила Тильда, не двигаясь с места. Алексу она сделала знак, чтобы он помалкивал в своем темном углу.

Полицейские агенты послушались и замолчали.