Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

Калле сразу вернулся в тепло и уют зала, а случайные свидетели стали расходиться. Луи ла Рон, впрочем, ретироваться не спешил, и некоторые следовали его примеру, точно надеялись увидеть продолжение спектакля.

Помощь никто из них, конечно, не предложил.

– Нюхательные соли? Но тот джентльмен в кепи сказал, что этот человек умирает! – громким шёпотом воскликнула миссис Стивенсон, делая шаг ко мне.

Взгляд мой против воли метнулся к побелевшему лицу мисс Ишервуд.

– Ах, пустое, – сказала я вслух, уводя миссис Стивенсон в зал. – Это же детектив Эллис, тот самый. Экстравагантность, ничего более. Но, во имя святой Генриетты Милостивой, я лично прослежу за тем, чтобы к несчастному позвали доктора. Как любезно с вашей стороны было проявить беспокойство о сущем незнакомце, миссис Стивенсон! Как никогда, я горда знакомством с вами, столь добродетельной и сердечной особой!

Продолжая разговор в таком же духе, дабы усыпить у гостей тревогу, я вернулась в кофейню. Несколько минут понадобилось, чтобы замять неловкость и под благовидным предлогом отлучиться; Фея Ночи всё это время простояла на месте, бледная и неподвижная, точно ледяная статуя.

– Святые Небеса, только не снова, – пробормотала она едва слышно, когда я вела её по тёмному коридору между залом и кухней. – Он ведь ни при чём… ни при чём…

От слов этих веяло затхлостью и холодом, как из отверстого склепа. Я не подала виду, что разобрала бормотание, но запомнила на всякий случай всё сказанное.

«Похоже, что Эллис был не так уж неправ, когда посчитал, что скорее мне удастся вызвать Фею на откровенность, чем сыщику или тем более простому гусю…» – подумалось вдруг.

Он не ошибся и кое в чём другом: Салих правда умирал.

Судя по сбивчивому рассказу Феи, дурно ему сделалось около двух часов назад. С утра он выглядел вполне здоровым и с радостью предложил проводить её до «Старого гнезда». Но перед самым отъездом повёл себя странно: начал полоскать рот, точно пытаясь изгнать неприятный привкус, кривился.

– Я спросила его, не перепил ли он вчера, – сказала мисс Ишервуд хрипло. – А он посмеялся, ответил, что у нас такое творится, что и выпить не грех. А потом добавил, что горло, мол, скребёт, да и голова болит так, что вот-вот лопнет. Я и решила – глотнул холодного… И мы уже почти до места добрались, да он из кэба выскочил пораньше, сказал, догонит. А вот оно как… вот оно как… Он болен?

Эллис наклонился над Салихом, который, кажется, уже мало чего понимал. Оттянул ему веки, потом пригляделся к запястьям, нащупал пульс… Затем помахал ладонью у него перед глазами:

– Мистер Салих, вы меня видите? Различаете что-нибудь?

Тот замычал в ответ – и снова скрючился, прижимая руки к животу. Эллис выругался сквозь зубы, снял кепи и швырнул на столик.

– Болен, если бы! Его отравили, мисс Ишервуд.

Она вскинулась:

– Что?!

На какие-то секунды воцарилась устрашающая тишина, и стало отчётливо слышно шёпот у двери – с отчётливым марсовийским акцентом

– Арсеник, арсеник, о мон дьё…

Мой новый повар от испуга сделался похожим на уличного мальчишку – бледного, долговязого, сутулого; он комкал свой колпак и повторял одно и то же беспрестанно. Эллис покосился на него с досадой:

– Опять это рыжее недоразумение, сказал ведь – сидите тихо, нет же… В одном, впрочем, мистер Мирей прав, – повысил он голос. – Это действительно мышьяк, и дозы хватило бы на табун лошадей. Симптомы ни с чем не спутаешь. Вопрос в том, откуда их знает ваш повар, Виржиния, – обернулся Эллис ко мне, задумчиво сузив глаза. – Причём настолько хорошо, что распознал их даже раньше меня самого.

Рене Мирей резко выпрямился, роняя колпак, обвёл помещение затравленным взором – и лишился чувств.

– Изящный выход из положения, – вздохнул Эллис, присаживаясь на ручку кресла. – Жаль, я так не могу. Принесите кто-нибудь нюхательные соли этому дурню, а когда он очнётся – уведите его подальше. – Затем он перевёл взгляд на Фею Ночи. – Мисс Ишервуд… Мне очень жаль. Я на такие случаи насмотрелся; хотелось бы пообещать, что мы поможем Салиху, но тут уже почти наверняка ничего не поделаешь. И только от вас теперь зависит, удастся ли мне остановить убийства и не позволить умереть кому-то ещё. Вы должны чётко сказать, что ел или пил ваш друг в последние два часа.

Салих зашевелился и то ли захныкал, то ли с шумом втянул воздух, и в ту самую секунду мне стало отчётливо ясно: этот человек одной ногой уже в среди мёртвых, хотя ещё и жив, и нам не под силу ни спасти его, ни даже облегчить страдания.

Я похолодела; пальцы у меня судорожно сжались, и едва получилось выпрямить их снова.

«Мне нужно быть сильной и не падать духом. Только не сейчас, когда мисс Ишервуд нуждается в поддержке, а Эллис – в хладнокровных, спокойно мыслящих помощниках», – сказала я себе и постаралась дышать глубже и ровнее.

– Всё было как обычно, – осипшим голосом откликнулась мисс Ишервуд. – Как обычно…

– Обычно – это как? Вспомните, пожалуйста, я прошу вас. Ради Салиха.

На беднягу Мирея никто не обращал внимания; преисполнившись сочувствия, я сама стала искать в шкафчике у стены флакончик с солями – кажется, где-то здесь хранила запасы покойная миссис Хат, на всякий случай… Фея Ночи, кое-как собравшись с силами, отвечала на вопросы Эллиса, но выходило так, что Салих с утра позавтракал вместе со всеми, причём готовил он сам.

– Может, он выпил чашку горячего вина по дороге? Или купил чаю у уличной торговки? – продолжал допытываться детектив.

Но Фея только покачала головой:

– Нет, мы прошлись немного, потом заскочили в омнибус и поехали, но уже после того, как ему подурнело. Собственно, потому-то мы и поехали, а не пешком пошли… Хотя погодите-ка, – нахмурилась она вдруг. – Есть одна штуковина, которую Салих ни с кем не делил, да и не показывал никому тоже. Его… лекарство.

Пауза перед последним словом получилась даже слишком выразительная. Эллиса это, впрочем, не смутило.

– Что за лекарство, мисс Ишервуд?

Она нахмурилась, механически разглаживая складки на своей юбке.

– Да ходили слухи, Львёнок раз проболтался… – она поёрзала на месте, посмотрела на Салиха, затем почему-то на меня, прикусила губу… И наконец решилась: – Не при леди будет сказано, конечно, да и конфузно мне