Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

обещанным пирогом, а при ней рассуждения на подобные темы могли принять опасный оборот. И я хотела уже было аккуратно предупредить Эллиса, что стоило бы придержать ревность хотя бы в присутствии дамы сердца, когда он ответил – да так, что от моих благих намерений и следа не осталось.

– О, женщины! – закатил он глаза. – Виржиния, только не говорите, что и вас этот рыжий пройдоха очаровал. Нет в нём ничего хорошего – ну, может, кроме десертов и мясных пирогов, да и те покойная миссис Хат делала лучше. Начинки больше клала.

– Эллис!

– Что – «Эллис»? – поморщился он. Тем временем Мэдди с подносом остановилась прямо у него за спиной. – Разумеется, я к нему ни капли не предвзят, просто ведёт он себя крайне подозрительно. И совершенно естественно, что меня беспокоит, когда он увивается вокруг Мадлен. Они ведь всё-таки прогуливались вместе в выходные?

Мэдди позади него так потешно округлила глаза, что я едва не рассмеялась. И – решила немного подыграть ей; право, если детектив решил, вооружившись тяжёлой лопатой ревности, вырыть себе могилу, в моих ли силах ему помешать?

– Не вижу в прогулках ничего дурного, особенно в такую чудесную погоду, – ответила я весьма чопорно. И предложила, давая Эллису возможность поправить своё положение: – Если вам не нравится, как мисс Рич проводит свой досуг, почему бы вам не заняться им?

Он раздражённо взъерошил себе волосы.

– У меня сейчас пятый труп на подходе, тут, увы, не до праздных шатаний по городу. О, Виржиния, я вот подумал, – И он наклонился ко мне, слегка понижая голос… К сожалению, недостаточно, чтоб Мэдди его не слышала. – Вы ведь её нанимательница, да и давний друг тоже. Можете посоветовать ей, конечно, из лучших побуждений, не болтаться рядом с этим рыжим пронырой? Ну что вы так смотрите на меня?

«Ох, Эллис», – только и подумала я. Однако, даже искренне сочувствуя ему, не смогла пойти против совести.

– Нет, даже не просите меня о таком, – покачала я головою. – Она сама решает, что ей делать. Верно, Мэдди?

Он проследил за моим взглядом, побледнел и обернулся.

– Я вовсе не имел в виду, что…

– Ваш пирог, – отчеканила Мадлен, промаршировала по-солдатски до нашего столика, поставила блюдо и вернулась на кухню, всё так же печатая шаг.

На Эллиса было жалко смотреть… но, честное слово, он сам себя наказал! Ревность – неизменный спутник романтических порывов, и редкий человек остаётся глух к её вкрадчивому шёпоту. Но повторять вслух то, что она насоветовала, – верный способ уничтожить ещё неокрепший росток взаимных симпатий. И даже если оставить в стороне высокоморальные рассуждения и взглянуть на дело с другой стороны, не подлежит сомнению, что неразумно делать за спиной у предмета своих воздыханий такие заявления, которые этому предмету не придутся по нраву. Ведь что знают двое – узнает и третий, а что знают трое, то уже не тайна.

Судя по сконфуженному выражению лица Эллиса, он прекрасно всё понимал. Однако теперь над нами довлела неловкость, и мы не могли ни беседовать больше, ни даже просто находиться рядом. Пришлось распрощаться до срока. Разумеется, я уверила детектива в своих неизменно тёплых чувствах и пообещала всяческую поддержку – и не только в расследовании, однако он выглядел подавленным и мало меня слушал.

– Буду держать вас в курсе новостей, – пообещал он, горбясь в желтоватом свете фонаря. Затем махнул рукой и добавил зачем-то: – Не поминайте лихом.

Лайзо дождался, пока стихнут его шаги и лишь затем удивился вслух:

– Что с ним-то? Не похоже, чтобы он так пал духом из-за расследования. Обычно чем хуже идут дела, тем азартнее он становится.

Я покачала головой:

– Но сердечных дел это не касается.

– Ах, так… – Лайзо нахмурился. – Всё ссорится с Мадлен из-за нового повара?

В голосе его враждебности не было, и от сердца у меня отлегло. Признаться честно, мне было неловко, что я из принципиальных соображений вынуждена была защищать Мирея, что раззадорило Эллиса и в итоге стало причиной разлада между ним и Мэдди.

…Что-то метнулось к фонарю; на мгновение показалось, что мотылёк, и сердце тревожно сжалось – вот-вот хрупкие крылья обгорят. Но затем стало ясно, что это лишь клочок газеты, подхваченный порывом ветра.

«Довольно пустых терзаний», – подумалось мне.

– Скажи мне прямо, – обернулась я к Лайзо. – Как ты думаешь, какой он человек?

– Повар-то?

– Да.

Тот задумчиво прищурился, глядя на тёмную улицу.

– Занятный. Пожалуй, и не плохой, но может такого натворить, что у самого же потом волосы дыбом встанут… В одном Эллис прав: Мирей точно раньше видел, как люди умирают от мышьяка.

– Мы теперь тоже видели – ты, я, Эллис, – возразила я из чистого упрямства. – Что не делает никого из нас злоумышленником.

– Ты бы лучше самого Мирея расспросила, чем догадки строить, – улыбнулся Лайзо… А потом вдруг наклонился, подхватил мою ладонь – и поцеловал её.

Я вспыхнула так, что стало жарко.

– Мы на улице!

Он не отпустил моей руки, продолжая сжимать её; я не спешила отстраняться.

– Брось. Никто не смотрит, час поздний… Спасибо, – добавил Лайзо внезапно и невпопад.

Мной овладела растерянность, оттесняя смущение.

– За что?

– За то, что даёшь человеку шанс на оправдание и не торопишься осуждать. 

И отчего-то мне показалось, что говорит он не о Мирее.

В особняк на Спэрроу-плейс мы вернулись за полночь. В глубине души я питала надежду, что мои незваные гости, утомлённые дорогой, уже спят. Однако супруги Бьянки… точнее, ныне де Нарвенья коротали вечер у камина, негромко переговариваясь; Паола была с ними. Откровенно признаться, я уже не имела сил, чтобы выполнять долг радушной хозяйки, и потому тихо отступила от дверей к лестнице.

– А, дорогая племянница! – окликнул меня Клэр внезапно. Он стоял на верхней площадке, опираясь локтем на перила, и выглядел довольно усталым. – Наконец-то. Я тоже только что вернулся, знаете ли, а Джул что-то прихворнул, так что я совершенно один нынче вечером. Как вы смотрите на то, чтобы составить мне компанию за поздним ужином? Горячее вино для меня, чай для вас и недолгая беседа, так сказать, по-родственному.

Предложение было, мягко выражаясь, обескураживающим; когда я возвращалась поздно, Клэр обычно отчитывал меня – или в лучшем случае оставался безразличен. К