"Фантастика 2025-41". Компиляция. Книги 1-43 - Дмитрий Яковлевич Парсиев

Тем более, что костюм и правда удивительно хорошо сидел. Я раньше не видел его, то есть… Он ухмыльнулся, погладил лацкан пиджака.

— Да, обновка. Сегодня первый раз надел.

И тут меня будто прошибло током. Я помнил этот костюм. Кофейного цвета, вельветовый, именно в нём его похоронили.

Мать говорила: «Он так его любил, новый в шкафу хранил, а потом надел в тот день первый раз и…».

На нём живом я действительно этот костюм не видел. И теперь захлебнулся воздухом, чуть не пролив пиво.

25 октября.

Ровно год назад, в этой же жизни, в этот самый день он погиб.

Реальность изменилась, но роковой день не исчез среди других вероятностей, просто сдвинулся всего лишь на год вперёд. Ведь отец впервые надел этот чертов костюм в день своей смерти. Сердце заколотилось.

Сегодня его должны убить?

Я мельком взглянул на Гурьева. Тот уже заканчивал разговор, но что-то было не так. В дверях мелькнули двое крепких парней — не пьяницы, не случайные гости.

Я не знал, кто их послал, но быстро понял, зачем они здесь. Время пошло.

Я должен спасти отца.

Глава 15

В пивбаре гул стоял, как в улье, замешанный на аромате «Жигулевского» и солоноватом душке воблы. Я делал вид, что беззаботно потягиваю пивко, а сам был настороже, словно притаившийся хищник в засаде. Лицо внешне расслабленно, но каждый мускул — что сжатая пружина. Поддерживая непринуждённую болтовню с отцом о погоде, об орбитальной станции «Салют-6» и прочих недавних событиях в стране, я как бы между делом оглядывался по сторонам и кое-что подмечал.

За прилавком хмурая тетка лениво протирала кружку, поглядывая на спорящих мужиков у дальнего столика. Несмотря на образовавшуюся очередь, продавец особо не спешила, давно поняла секрет своей работы.

Отец немного захмелел и стал вдруг рассказывать о себе. Ничего конкретного, так, общие фразы. Но я сидел рядом, впитывая каждое его слово, не давая себе расслабиться, не позволяя бурлящему внутри теплу взять верх. Хотелось приобнять его, сказать, что он не один, но вместо этого я лишь молча слушал отцовский голос — низкий, чуть сипловатый, знакомый до боли, будто и не было этих проклятых лет порознь.

Двое вошедших скосили взгляд в нашу сторону, переглянулись и неспешно направились к столику Гурьева. Тот даже не повернул головы, будто и не знал их, но я заметил, как он едва заметно кивнул, приглашая присаживаться. Обычная встреча, ничего подозрительного, если бы только не то, как напрягся отец. Пальцы, что до этого бездумно водили по ребристому боку кружки, застыли, челюсти сжались. Он узнал этих типов.

Гурьев что-то негромко сказал, те молча слушали, иногда переглядываясь. Я поймал себя на том, что почти перестал дышать, будто опасаясь выдать себя одним только шумом вдоха. Затем Гурьев встал, бросил что-то на стол, махнул рукой и направился в нашу сторону. Сейчас он меня узнает. Сердце ухнуло вниз.

Я надвинул кепку на лоб, отвернулся, но всё равно чувствовал, как его взгляд скользнул по мне. Узнает? Нет, он слишком привык смотреть людям в глаза, а я держался боком, будто изучая в задумчивости облупленный угол прилавка.

Тут же я поднялся и сделал вид, что пошёл за добавкой, но на самом деле встал неподалёку, навострил уши, пытаясь вычленить голос Гурьева из общего гомона.

— Надо прокатиться в одно место, — негромко, но убедительно сказал он отцу. — Дело срочное.

— У меня времени в обрез, — отец поставил кружку на стол. — Я свою часть сделки выполнил.

Гурьев хмыкнул, хлопнул его по плечу — дружески, но цепко, будто обдав холодом.

— Ну ты чего, не отказывай. Сделаем всё быстро. Дело плёвое, сам поймёшь, без тебя никак.

Я видел, как отец прикусил губу, вздохнул, будто проклиная себя за согласие.

— Ладно. Только быстро.

Я двинулся следом, слившись с компанией подвыпивших мужиков, что лениво потянулись на улицу — кто покурить, кто по нужде, ища укромное место за углом в кустах. Сортира в пивнушке отродясь не было.

Я слышал, как Гурьев всё говорил, говорил, заливая в уши отцу медовое словцо. Всё гладко, всё просто, на месте разберёмся, тебе это и труда не составит. Я смотрел на отца и видел, как он сутулится, не хочет идти, как в глубине души не верит тому, как гладко стелет его знакомец, но всё же садится в «двойку» Гурьева.

И тут, словно по сигналу, откуда-то вынырнули те двое. Один — рябой, будто оспой пробитый, второй — с кавказским носом и цепким, прожигающим насквозь взглядом. Они по-хозяйски уселись на заднее сиденье. Я, стоя у стены, укрылся за разномастной толпой мужичков. Даже для маскировки стрельнул у кого-то папиросу. Лениво сунул ее в зубы, но в груди буквально заклокотало. Удивительно, как я не раскусил эту сигарету пополам в тот момент.

Отец оглянулся, губы его шевельнулись, он всплеснул руками. Что-то сказал — возмущённо, резко. Попытался открыть дверь, выйти, но двое на заднем сиденье дёрнули его за плечи. Один мгновенно сунул что-то в бок — не разобрать, нож или пистолет, но своего добились — отец застыл.

Гурьев всё так же ровно, гладко улыбался.

Шины взвизгнули. Машина резко тронулась с места.

Я зло выплюнул папиросу, развернулся, метнулся к своей «Волге». Уже не раздумывал. Всё, что осталось — инстинкт.

Запрыгнул за руль. Завёл мотор и, переключив скорость, втопил газ. Я шёл за ними.

Жигуль Гурьева, издавая натужный вой, рванул вперёд, на удивление резво набирая скорость, будто старое, ржавое корыто вдруг получило второе дыхание. «Волга» еле поспевала, хотя ей положено было бы взять верх. Я вжимал педаль в пол, а в голове ухал набатом один-единственный план: догнать, прижать, выбить из машины и уложить мордой в землю, а там — будь что будет.

Эти ублюдки начнут врать, это понятно. Будут строить из себя честных граждан, случайных людей, которые просто ехали по своим делам. А отец? Что скажет он? Признает, что его забрали силой, или побоится, и его слово утонет в потоке лживых показаний, где будут три голоса против одного? И один из троих — сотрудник милиции, к тому же сынок высокопоставленного полковника. Но плевать. Главное — не дать им уйти.

Преследователи меня заметили. Двести метров. Сто. «Волга» уже было начала сокращать дистанцию, все-таки движок у нее добрый. Но Гурьев знал город как свои пять пальцев. Он нырял в проулки, перескакивал бордюры, уходил в такие места, куда