Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

выяснить не удалось, как не вышло узнать, кто подкупил его и велел напасть на Мэдди. А через неделю в кофейню подбросили новую записку с угрозами. «Ты пожалеешь, что стала его невестой», – гласило послание.

Мадлен временно переехала ко мне в особняк, у «Старого гнезда» теперь день-деньской слонялся констебль, но тревоги это не умалило; летняя духота была отныне наполнена смутной тревогой, словно небо перед грозой.

И ещё кое-что не давало мне покоя.

До встречи с Абени оставалось уже совсем немного времени – самая короткая летняя ночь приближалась неотвратимо. Удивительное дело, сны мне в последний месяц почти что не снились, точно я бессознательно отгородилась от них. Дневники леди Милдред лежали в самом дальнем ящике стола, в шкатулке, запертой на ключ, и там же – письмо от Абени, о котором я до сих пор никому не сказала. Ни маркизу, ни Эллису…

Ни даже Лайзо.

А ведь разговор с ним был неизбежен – как бы я иначе добралась до могилы леди Милдред ночью? Кладбище Грин-Ив располагалось слишком далеко от особняка, чтобы дойти туда самостоятельно. Взять кэб и довериться случайному человеку… Неразумный выбор, учитывая, сколько раз покушались на меня – и на мою репутацию. К тому же Грин-Ив, этот город мёртвых, укрытый под сенью старых деревьев за собором святой Люсии, и днём-то внушал ужас, не говоря уже о ночи. Даже если отбросить суеверия, щедро распространяемые журналом «Парапсихическое», старые номера которого время от времени приносила в кофейню мисс Дженнет Блэк, оставались ещё алчные расхитители гробниц, бездомные, сектанты и прочие сомнительные персонажи – и встреча с ними не сулила порядочной леди ничего хорошего.

Итак, я должна была непременно показать записку Лайзо и заручиться его помощью, но подходящий момент всё никак не наступал. А в довершение ко всему, когда до назначенной даты оставалось чуть больше недели, на Мадлен покусились во второй раз – теперь на городском рынке.

– Мы с храброй малюткой Мэдди всего лишь отправились за корзинкой ягод! О, если б я знал! – заламывал руки Рене Мирей, оказавшийся свидетелем нападения и напуганный, надо сказать, больше жертвы. – Жизнь в Бромли так опасна! Так опасна!

– Не то чтоб меня убить хотели… – тихонько сказала Мэдди в сторону, донельзя смущённая всеобщим вниманием. – Скорей, напакостить.

– Вот уж не уверен, – ответил Эллис задумчиво, приобнимая её за плечи.

Он примчался в кофейню, как только узнал о произошедшем – и, как ни пыталась Мадлен приуменьшить опасность, я была, скорее, склонна согласиться с ним. Нападение произошло на рынке, в той самой приглаженной, пасторальной части, которая была предназначена больше для зажиточных горожан, ищущих развлечений воскресным утром, чем для тех, кто собирался купить овощи и рыбу подешевле. Прилавки, заполненные цветами и ароматными травами, самые ранние яблоки, ещё наполовину зелёные, и первые лесные ягоды… Когда Мадлен в сопровождении Рене Мирея задержалась у торговки, настойчиво предлагавшей купить землянику, какая-то женщина с силой толкнула её на прилавки и убежала.

Можно было бы предположить, что это лишь досадная случайность – мало ли в Бромли сумасшедших, которые с виду выглядят прилично? – однако после записок и первого покушения так не стала бы говорить даже я.

– Мы её отыщем, мон ами, непременно отыщем, – бормотал Мирей, успокаивая, скорее, самого себя.

Но, увы, дальше разговоров и обещаний дело не зашло – попробуй-ка выследи в столице особу, о которой известно лишь то, что она была одета в тёмное – не то коричневое, не то чёрное – муаровое платье. Кто-то из свидетелей утверждал, что она побежала в проулок сразу за прилавками, другие говорили, что её видели на подножке омнибуса… Но никто не мог сказать даже, какого цвета были у неё волосы, выглядела она старой или молодой, худощавой или полной. Незнакомка появилась из ниоткуда и исчезла, словно призрак.

Помню, что Эллис, зайдя в тупик, спросил есть ли у меня какие-то мысли на сей счёт – вероятно, понадеялся на мистический дар, если уж сыщицкие приёмы оказались бессильны. Но, увы, я ничем не могла его обрадовать: мои ночи по-прежнему пролетали в мгновение ока, без сновидений.

– Разве что одно кажется мне странным, – всё же добавила я, поразмыслив. – Тёмное муаровое платье – необычный выбор для прогулки летним утром. Другое дело, если бы это была уже вторая половина дня…

Другой мужчина бы сейчас посмеялся надо мною и наверняка не упустил бы случая сказать, что все женщины только и думают, что о нарядах. Но Эллис кивнул:

– Да, я тоже подумал, что на воскресном рынке она должна была бросаться в глаза. Ведь служанки, которые одеваются в чёрное и коричневое, используют ткани попроще. А те, кто могут позволить себе надеть муаровый шёлк на променад, наверняка выберут что-то поярче и посветлее. Вот вы, Виржиния, куда бы надели такое платье?

Все мои мысли, признаться, до сих пор были заняты размышлениями о скорой встрече с Абени, потому я тут же ответила:

– На кладбище.

– Вот как, – откликнулся Эллис и надолго затих, точно вспомнив что-то. А затем пробормотал: – Да нет, быть не может…

Он не уточнил, что имел в виду, а я не стала спрашивать. А на следующий день в «Старое гнездо» заявилось живое опровержение моих слов о том, что никто не носит чёрный муар по утрам и без особого случая.

Впрочем, мисс Дженнет Блэк была исключением из многих правил.

Болтливостью своей она могла посрамить миссис Скаровски, нахальностью – Эллиса, а уж её умению появляться точно по волшебству и уходить никем не замеченной мог позавидовать даже дядя Рэйвен! Но, что удивительно, при всех своих странностях мисс Блэк в считанные дни покорила сердца завсегдатаев «Старого гнезда». Для неё всегда находили местечко за центральным столом, Рене Мирей норовил угостить её каким-нибудь десертом – якобы испытать рецепт, а Луи ла Рон великодушно делал вид, что и впрямь читает очередной номер «Парапсихического».

И никого из её новых друзей не смущали наряды, больше подходящие для посещения семейного склепа, чем для неторопливых прогулок ясным днём… Как, например, сегодняшнее платье с двухъярусной юбкой, подпоясанное широким атласным кушаком – разумеется, всё цвета пыли из угольной шахты.

– Лето – плохое время для похоронного дела, особенно в столице, так считает мастер Горацио, – говорила она тихим трагическим голосом, точно обращаясь к безутешным родственникам усопшего. – Если кто-то и умирает, то за городом. А если и