Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

На неё тут же зашикали и зашипели, и неизвестная леди замолчала.

– «Причина преступления кроется в прошлом и в человеческой порочности», – озвучила я следующее предсказание. И обернулась к Эллису: – Несколько расплывчато, как вы считаете, детектив?

Он с энтузиазмом кивнул:

– Конечно. Любое преступление по сути порочно, всякому действию предшествует другое действие. Журналист на сей раз остаётся без награды.

Я вгляделась в следующие строки и вздохнула:

– Боюсь, и миссис Скаровски тоже. «Во мраке вскинется клинок, и кровь пойдёт ручьём, и страсти гибельный клубок падёт за окоём». Бессмыслица какая-то, уж простите мне мою прямоту.

– Я-я-я имела в виду, что убийца нападёт ночью… – залепетала было она, но кто же станет слушать!

Спустя некоторое время слушатели обогатились следующими пророчествами: «Первая кровь прольётся на сцене», «Песок побагровеет, душа заледенеет и смерть войдёт в сей дом», «Пострадают зрители», «Под гнётом тьмы в Саду Чудес они жалеют о прибытии в наш край», «Убийца выберет холодное либо огнестрельное оружие», «Яд закипает на губах, и смерть летит на всех парах» – и тому подобной чушью. Луи ла Рон был крайне осторожен в своих предположениях, миссис Скаровски тоже излишне ударялась в пышные и туманные метафоры.

Лишь однажды я похолодела, дойдя до строк: «По следам идёт мертвец, скоро радости конец». Это звучало так, словно поэтесса случайно, по наитию попала в точку.

– Ну, довольно, – сложила я пополам обе бумаги. – Остальные пророчества настолько размытые и выспренние, что, боюсь, я не испытаю ничего, кроме неловкости, зачитывая их вслух. Остановимся на этом. Эллис, кто побеждает?

Он поскрёб в затылке, сверля взглядом потолок, а затем протянул:

– Ну, у мистера журналиста восемь очков, а у блистательной поэтессы – девять… Хотя нет, тоже восемь, «свистящий хлыст, зловещий рёв» мы решили не считать, потому что, во-первых, строчка не дописана, а во-вторых, не понятно, имелся в виду рёв зверя или, скажем, ребёнка. Дети, знаете ли, тоже могут внушать ужас! Значит, в итоге – поровну.

Ла Рон, кажется, перевёл дух. А миссис Скаровски, которая испытывала облегчение оттого, что не проиграла, чем расстраивалась от выскользнувшей из рук победы, спросила растерянно:

– Суд был вполне честным, и с приговором я согласна. Но, ради всех святых, что теперь делать с пари?

Ненадолго я задумалась, но затем мне в голову пришла блестящая, не побоюсь этого слова, идея:

– Если посчитать, что оба участника проиграли, это, пожалуй, будет несколько обидно. Поэтому решено: выиграл Луи ла Рон… но и миссис Скаровски выиграла тоже! А потому пока один разместит в газете восхваление литературным талантам, не побоюсь сказать, самой заметной поэтессы нашего времени, другая посвятит оду лучшему журналисту Бромли и его острому перу! Как вам такое решение?

Судя по одинаково вытянувшимся лицам и округлившимся глазам, участники пари были решительно против. Но кого интересовало их мнение?

В кофейне вновь сделалось довольно шумно – каждый норовил дать журналисту и поэтессе ценный совет, как лучше выполнить условия спора. Особенно в этом усердствовал Эллис, который наконец-то переместился из центра всеобщего внимания на более комфортную зрительскую трибуну. Мэдди весело сновала между залом и кухней с подносами и – удивительное дело! – даже ни разу не расплескала кофе, хотя ежеминутно любовалась обручальным кольцом, то снимая его, то надевая снова. В какой-то момент я почувствовала себя усталой и отошла в сторону.

Полумрак в глубине арки кашлянул многозначительно и протянул с пикантным марсовийским акцентом:

– Леди Виржиния, могу я попросить о крохотной толике вашего драгоценного времени?

– Мистер Мирей! – откликнулась я живо. То действительно был именно он, хотя и без поварского колпака. – Конечно. Кстати, ведь это вас мне следует поблагодарить за чудесное платье Мадлен? Оно немного не в её вкусе, значит, кто-то помогал ей с выбором.

Мирей немедленно просиял:

– Уи! – горделиво закивал он. – И причёска – тоже дело рук моих, потому что у меня, не поверите, четыре младшие сестры, и потому я знаю толк в женской красоте – и женских секретах. Так что мсье Эллис ревновал совершенно напрасно к нашей дружбе с очаровательной Мадлен – да, да! А ей не помешал совет от опытного и разумного человека, уж если ей не повезло влюбиться в столь бесчувственного чурбана… – тут он закашлялся и сам себя оборвал: – Впрочем, что же я, совсем позабыл, зачем пришёл. Видите ли, на кухне вас дожидается одна особа. Она уверяет, что знакома с вами – и ещё что должна передать вам нечто важное.

Сердце у меня, признаюсь, упало в пятки.

…это, разумеется, была она – Дженнет Блэк, девица в чёрном из похоронного бюро Горацио Монка. Она сидела прямо на столе, болтала ногами и ела клубничное пирожное; джем размазался по её бесцветным губам, густой, тёмно-красный, точно кровь, а светлые, почти прозрачные волосы сияли на свету, точно нимб.

– О, вы пришли, наконец-то пришли, – своим узнаваемым, тихим и трагическим голосом произнесла она и посмотрела на меня в упор. – Очень хорошо, право, просто замечательно. Очень занимательный выдался день, я бы написала отцу, чтобы он осветил его в журнале, но никак не могу выбрать. С одной стороны, «Парапсихическое» – более светское издание, с другой стороны, в последнее время лучше покупают «Обзор потустороннего». К слову, чудесное платье у вашей подружки, такое голубое-голубое, мастер Горацио как раз учил меня недавно, как делать незабудки, весьма тонкая работа и не каждому под силу. Он наверняка станет меня ругать, если я задержусь, а я уже задержалась, хотя всего лишь пришла, чтобы вручать вам это.

И она передала мне сложенную вчетверо бумажку, на которой было аккуратным мелким почерком выведено всего несколько слов: «У могилы той, которую мы обе знали, в ночь летнего солнцестояния».

Я ощутила дурноту.

Вроде бы Георг протянул мне стакан воды, а Рене Мирей потешно скакал вокруг, обмахивая нас подносом, и продолжалось это довольно долго. А взгляд точно приклеился к одной-единственной строке, которая значила так много – но только для меня, и больше никто не мог бы разгадать её смысла.

Абени назначала свидание.

Я уже знала, что приду.

– Где мисс Блэк? – спросила я тихо, когда недомогание наконец отступило.

– Ушла, – ответил Рене Мирей с явным облегчением. И закатил глаза: – О, ну и девица, о-ля-ля! Услада глаз и устрашение души. А