Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

Паола слабо улыбнулась.

– У матушки всегда был буйный нрав. Но, верите или нет, она действительно желает мне добра.

– Однако представления о добре у всех разные, – возразила я. – Что хорошо одному, для другого – крах всей жизни.

– Не стану спорить, – вздохнула Паола. – К тому же мы с матерью действительно разошлись в представлениях о том, что для меня правильно. Она считала, что я должна немедленно уезжать из дома, где моя жизнь подвергается опасности. И что в Романии мою судьбу вполне можно устроить, потому что даже на сомнительную вдову найдётся жених, особенно если она богата. А мы теперь богаты – два года назад умерли от тифа сразу двое взрослых сыновей у тётки де Нарвенья, она ушла в монастырь и завещала состояние и титул своей сводной сестре.

– То есть вашей матери, – кивнула я понятливо. – Ушла в монастырь, надо же…

– О, она об этом мечтала с юности, – совершенно серьёзно ответила Паола. – Иногда мне кажется, что дорогая семья пыталась упечь меня туда не для того, чтоб обелить честь, а для того, чтоб сделать приятное тётке… Так или иначе, матушка некоторое время привыкала к богатству и не знала, что делать с ним, а тут весьма удачно попалось под руку моё письмо.

– И она отправилась творить добро – как понимала его, – задумчиво откликнулась я. – Знаете, Паола, быть может, это эгоистично с моей стороны, но я рада, что вы остались с нами. И не только потому, что лишь вы можете справиться с мальчиками и не позволить им превратить мой дом в сущий бедлам.

Паола наконец улыбнулась:

– И я тоже.

С того памятного разговора минуло две недели.

Маркиз взялся проводить своё собственное расследование, вооружившись фотографиями Пека и показаниями Арчи Ярвуда; газеты предсказуемо молчали, словно и не было отвратительных плясок на костях весь прошедший месяц. Эллис также пропал – промелькнул один раз, кажется, на кухне, в обществе Мирея и сладких яблочных пирогов, а затем растворился в весенних сумерках.

Кофейня практически пустовала – вдохновлённые ранним теплом, бромлинцы разъехались кто куда. Впрочем, постоянные гости по-прежнему заглядывали ко мне, хоть и реже. Луи ла Рон не показывался с тех пор, как поскандалил с Пеком, Эрвин Калле отправился в короткое путешествие в Марсовию, полковник Арч стал наведываться чаще – в компании младшей сестры и племянницы, приехавших откуда-то с юга, одинаково рыжеватых и застенчивых. Миссис Скаровски появилась однажды, а затем пропала надолго; по слухам, захворала.

Погода стояла почти что летняя.

Распускались листья.

В то утро меня разбудило тепло – и особый, ни на что не похожий вкус воздуха. Бромли окутывала зеленоватая дымка, и свежесть далёких яблоневых садов впервые за многие месяцы перекрывала и душную гарь Смоки Халлоу, и эйвонский смрад. Небо казалось прозрачным, словно розовато-лазурная акварель, и пели птицы на блестящем от росы карнизе.

Я не стала завтракать дома, решив позволить себе чашку кофе в «Старом гнезде», тем более что Мэдди наверняка с удовольствием составила бы мне компанию. Поэтому выехали мы раньше обычного. Лайзо был необыкновенно молчалив – впрочем, в последние дни он частенько впадал в задумчивость. По пути я дважды попросила остановиться: сперва на площади, чтобы купить газету у мальчишки-разносчика, а второй раз без всякой причины, просто понравилась улица в вуали благоухающих лепестков вишни.

– Как быстро летит время, – вырвалось у меня.

Взгляд у Лайзо потух.

– Да, быстро… Да вот только ничего не меняется.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я, обернувшись к нему, но он не ответил.

В газете не было ровным счётом ничего интересного. Первые четыре листа занимали размышления по поводу недавнего убийства на каком-то курорте одного знатного алманца, вроде бы даже отдалённо связанного с королевской семьёй. Ещё писали, что растут цены на соль, что закрылась спичечная фабрика на левом берегу Эйвона, и что Его величество с Рыжей Герцогиней собираются поехать в Альбу. Новая статья «Сибиллы Аксонской», как ни странно, выглядела скорее разумной, пусть и ёрнической, а не пустой и преисполненной патетики, как прежде; допускаю однако, на меня повлияло личное знакомство с автором – Пек, несмотря на неразборчивость в выборе тем, оказался довольно приятным человеком со своеобразным кодексом чести.

На самой последней странице в ряду некрологов взгляд выхватил знакомое имя – Джеффри Олбрайт.

«Неужели маркиз?..»

Я жадно вчиталась в скупые строки, но угадать по ним правду было невозможно. «Был верным сыном Отчизны… оставил горевать безутешную невесту… тяжело болел перед кончиной и планировал отбыть на лечение за границу». Короткая заметка распадалась на отдельные фразы, будто и не связанные между собою; возможно, они что-то значили для посвящённых – но не для меня.

Похоронить баронета Олбрайта собирались на маленьком кладбище у самой окраины города – и сомневаюсь, что проститься захотели бы многие. Может, разве что леди Фэйт – если только её бы отпустила мать.

Всё ещё пребывая в мрачных размышлениях, я вышла из автомобиля и тут же заметила на ступенях гостя, которого, признаюсь, давно ждала, но уже и не чаяла увидеть.

– Виржиния, – заулыбался Эллис, подскакивая. – Как хорошо, что вы явились раньше! С завтраком у меня ничего не вышло, каюсь, может, смогу наверстать вместе с вами?

Что-то в его облике казалось неправильным… Я недоверчиво моргнула – и ахнула: детектив был в новом, с иголочки, голубовато-сером костюме. Более того, рубашка выглядела тщательно отглаженной, а ботинки сверкали на солнце – так хорошо их начистили.

– Эллис…

– Ничего не говорите, – разом помрачнел он и поднял в вверх руки, точно сдаваясь. – Давайте для начала сделаем вид, что вы ничего не заметили, у меня и так сердце колотится, как… А, ладно! Так что там с завтраком?

Призвав на помощь всё своё воспитание, я чопорно кивнула:

– Так получилось, что и у меня сегодня маковой росинки во рту не было, поэтому буду вам весьма благодарна за компанию.

Поднимаясь по ступеням, я исподтишка посмотрела на Лайзо. От сердца отлегло: впервые с утра он улыбнулся, и уже за это стоило поблагодарить детектива.

Открыться «Старое гнездо» должно было только через несколько часов, так что о посетителях, разумеется, и речи не шло. Но кофейня уже наполнилась голосами и шумом: стучала посуда на кухне, Рене Мирей гнусаво напевал марсовийскую песенку, ворчал на него Георг, а Мэдди смеялась, кажется, над ними