Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

– Нет, что вы, очень хорошие, – через силу ответила я. – Просто мне нужно осмыслить их – и немного побыть одной.

И это было правдой. Даже леди, сделанной из стали, требуется иногда толика покоя.

– …леди Виржиния! Леди Виржиния, там в зале такое творится, вы не поверите! Вот говорили мне – не поминай всуе святых…

Впрочем, если покоем насладиться не получится, сойдёт и чашка кофе.

Главное – выбрать чашку побольше.

История пятнадцатая: Терпкий кофе, сладкий жасмин

Есть один несложный рецепт, который зимой согреет вас, напомнив о лете, а летом – одарит свежестью. Однако начинать приготовления нужно заранее.

В банку с кофе добавьте горсть лепестков жасмина, перемешайте и оставьте на несколько дней, чтобы зёрна пропитались цветочным благоуханием. Умерьте своё любопытство и не открывайте крышку слишком часто, дабы запах не выходил. Когда настанет время, нужно смолоть кофе, а затем сварить в турке из расчёта две неполных чайных ложки на полстакана воды, смешав с двумя щепотками сухого жасмина и несколькими горошинами розового перца для пущей ароматности. Потом напиток разлейте по чашкам, добавьте по желанию молоко, украсьте свежими цветами – и готово!

Терпкость кофейного зерна; сладостное благоухание жасмина; пикантные нотки перца…

Если бы у воспоминаний о прошлом был вкус, возможно, он бы оказался именно таким.

Говорят, что нельзя убежать от себя и от своего прошлого. Полная чушь: я лично знаю множество людей, которые этим занимаются, вкладывая всю душу, и вполне преуспевают. Некоторые из них даже могут давать уроки – для менее удачливых.

Например, сэр Клэр Черри, крупный специалист в такого рода делах, утверждает, что главное – не оглядываться и смотреть только перед собой. Стоит только задуматься, отвести от светлого будущего взгляд – и непременно споткнёшься!

Эллис же полагает, что всё ровно наоборот: с прошлого нужно не спускать глаз, только зазеваешься – и оно тяпнет тебя за ногу, как оголодавший волк.

– Да, Виржиния, – повторил он, мрачно вздохнув. – Как оголодавший волк, чтоб ему пусто было.

Перед ним стояла чашка, в которую сочувствующий Рене Мирей явно плеснул рому пополам с кофе, а не одну ложку, как полагалось по рецепту. Я, впрочем, не собиралась осуждать никого из них, ибо день и впрямь выдался ужасный: не далее как утром на Мэдди – нашу милую Мэдди! – было совершено покушение. Неизвестный с ножом затаился у чёрного хода и дождался, пока она по обыкновению на рассвете выйдет на порог, а затем напал… К счастью, вышла Мадлен не просто так, а с метлой в руках, потому сумела оказать достойное сопротивление.

Несостоявшийся убийца бежал, трусливо отбросив в кусты оружие, и теперь этого негодяя искала, кажется, половина всех «гусей» Бромли.

– Готов спорить, что он мстил мне, – горько произнёс Эллис в пятый, наверное, раз за вечер. – А во всём виновата та статья. И вздумалось же дураку ла Рону и впрямь написать про нашу помолвку!

Вслух я, разумеется, согласилась с детективом, но подумала, что он слишком уж пристрастен к бедняге журналисту. Возможно, статья и впрямь подтолкнула тайных врагов, заставив их действовать, но написана она была отнюдь не с дурными намерениями: Луи ла Рон всего лишь хотел сделать Мэдди, к которой относился тепло, как к собственной младшей сестре, воистину королевский подарок в честь счастливого события. По своим меркам, разумеется. Эллис сперва принял его обещания за дружеское подтрунивание, а потом было слишком поздно: статья появилась через считанные дни.

Журналист же, паря на крыльях благих устремлений, не учёл главного: собственного исключительного таланта.

Как итог – милое, шутливое поздравление, предназначенное для узкого круга посвящённых, привлекло слишком много нежелательного внимания. Написанная лаконичным, но в то же время поэтическим слогом, статья стала предметом всеобщих разговоров на званых вечерах и в салонах, особенно среди впечатлительных дам, которые с удовольствием обсуждали историю «невероятной, трогательной любви» и даже зачитывали друг другу вслух особенно сентиментальные пассажи. Даже я, признаюсь, не выдержала и улыбнулась в том месте, где ла Рон уверял: в «Старом гнезде» якобы видели святого Кира Эйвонского, который явился в образе заблудившегося почтальона и лично поздравил своего воспитанника с помолвкой.

Чистая выдумка, впрочем, сколь прелестная, столь и бессмысленная: никакие поддельные почтальоны в кофейню в тот день не заглядывали.

А святой Кир навестил нас, насколько я помню, только на третий день, ближе к полуночи, в своём собственном обличье: отсалютовал трубкой из темноты за окном и ободряюще подмигнул, а Эллис и Мэдди затем обнаружили в своих вещах каждый по зелёному шарфу – совершенно новому, но пропахшему табаком и церковными благовониями.

– Этот тщеславный дурень мог бы просто принести свою писанину сюда и зачитать вслух, а не публиковать в газете, – скрежетал зубами детектив, сверля взглядом вышивку на скатерти. – Тогда у меня был бы хоть более узкий круг подозреваемых. А теперь что прикажете делать? Допросить половину Бромли – ту самую, которая испытывает ко мне неприязнь?

– Не раздувайте собственную значимость, – улыбнулась я. – Смею уверить, что ваша слава – и дурная, и добрая – не так уж велика.

– Положим, не половина, а десятая часть. Или двадцатая. Да будь это даже та клятая сотня прохиндеев, которым я оттоптал хвосты в нынешнем году, нам-то не легче, – буркнул он, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. – Какой-то замкнутый круг, право слово…

Тут я нахмурилась. Нет, бесспорно, Эллис порой заходил в «Старое гнездо» в прескверном расположении духа, но, как правило, быстро вдохновлялся – обыкновенно пирогами с острой начинкой – и возвращал себе оптимистический взгляд на жизнь. И никогда не бывало, чтоб он жаловался по целому часу кряду, прерываясь лишь на то, чтоб запить свои горести большим глотком кофе и трагически заломить брови.

– Прошло уже три недели, нет, даже больше, – попыталась я его приободрить. – Может, нападение на Мэдди вовсе и не связано с той статьёй? Сегодня я всего лишь дважды слышала, чтоб её упоминали.

– Дважды! – детектив закатил глаза. – И это здесь, где вы запретили смущать Мадлен разговорами о свадьбе. И что прикажете делать с записками, которые в вашу теорию никак не укладываются?

Под «записками» он, вероятно, подразумевал угрозы, составленные из газетных строк и наклеенные на лист дешёвой бумаги. Первый раз, когда мы с Георгом обнаружили такое послание