Древки, девки и дурацкий брод: Шесть жизней офицера Его Величества - Cursed Companion

В следующую секунду от ее латной кирасы со звоном отрикошетил арбалетный болт.

— Надо же. — с усмешкой сказала Ристина. И второй болт попал ей в лицо.

— Миледи! — только и успела выдохнуть Томасина, подхватывая госпожу под руки. Еще пара болтов с треском отскочили от зубца стены.

Мы осторожно опустили ее на галерею, и я склонился над своей совсем недавней, но казавшейся теперь такой родной, соратницей. Виконтесса отчаянно пыталась вдохнуть, и не могла. В рыцарских романах и пьесах смертельно раненые обычно читают драматические монологи или шутят, ободряя товарищей, но в глазах Ристины сейчас я видел только страх и растерянность.

Еще в Академии я читал про принца, будущего короля, который получил похожую рану во время Двухсотлетней войны. Тогда лекари соорудили специальные щипцы, чтобы извлечь наконечник болта из его лица и спасти наследника короны.

К сожалению, Риз не была принцессой, как я не был королём.

Я не придумал ничего лучше, чем крепко сжать дрожащую ладонь рыцарши. Глаза Ристины в последний раз вздрогнули и остекленели.

— МИЛЕДИ!!! — сорвалась на крик верная оруженосица, прижимая к себе тело госпожи. Выбежавшая было с боевой галереи Лайна замерла на полпути.

— Риз! — воскликнула подбежавшая Йолана. На глазах дочери боярской выступили слезы. — Сволочи!!!

— Острог, к бою! — закричал я, борясь с нахлынувшей горечью. — На тетиву!

— Стойте, господин теньент. — негромко окликнула меня Дорна, тронув за плечо. — Смотрите. Орки уходят

Орки и правда снимались с места и строились в походную колонну вдоль дороги направлением на юг. Последние опаздывающие снаги суетились на холме, подхватывали тюки с припасами и взгромождали их на спины под окрики волчьих всадников. Те спокойно гарцевали по холму и вдоль строя, ожидая, когда пехота будет готова к маршу.

— Как же так?.. — спросил я пустоту. — Почему уходят? Куда?

— На юг. — флегматично сказала Дорна, нервно сжав древко алебарды. — По дороге, которую мы не сумели защитить.

— Пан теньент!

По боевой галерее ко мне подбежала девчонка с арбалетом в руках и парой светлых кос, убранных под капеллину. Я вспомнил, как её зовут: Катаржинка.

— Пан теньент, они ведь на деревню идут! — чуть не плача, сказала девушка. — На нашу деревню! Там и родители, и Пауль мой… Священник тот, жирный мудила… Бабоньки… Да все! Что теперь с ними будет?

— А что делать? — сержантесса мрачно пожала плечами. — Это, кстати, теньент, к вам вопрос.

— Что могут люди против такой свирепой злобы? — подавленно спросила Лайна.

— Ударить на них! — выкрикнула Йолана. — Стрелять их и бить сабельным делом, покуда…

— … Все не поляжем. — закончил я безрадостно. — У нас четыре всадника всего, а у них не меньше полтораста пеших и вся гридь нетронутая — я двадцать насчитал. Нас растопчут, едва мы в поле выйдем. Тем более, что…

«Тем более, что потускневшее знамя нашего рыцарства ныне безутешно оплакивает верная послужилица», хотел сказать я, но оборвал себя на полуслове. Настроение гарнизона и так было ни к чёрту.

— Девчата, я за вас отвечаю. И в такой ситуации обязан спасти хотя бы вас.

Я постарался сказать это как можно твёрже. Девушки немного помолчали и начали расходиться. Я остался стоять на стене, вглядываясь в небо над злополучным холмом на западе, пока орочья колонна нестройным маршем уходила за поворот дороги.

Ко мне подошла Фелиция, заглянула в глаза, словно хотела что-то сказать, но промолчала: только села рядом, привалившись спиной к стене. Я продолжал смотреть, по сути, в никуда, пока в глаза мои вдруг не ударил яркий свет.

Я часто заморгал, протер глаза и не поверил им: среди расступившихся облаков встал чудотворный образ Пречистой Девы Тысячи Сердец, будто на витражах в столичном кафедральном соборе. Присмотревшись, я с удивлением понял, что отчего-то Дева явилась мне с лицом Лючии, которой я в своих помыслах еще вчера отводил место прекраснейшей из всех дам. Мой нос неожиданно уловил яркий абрикосовый запах.

— Фелись… — тихо позвал я. — Ты тоже это видишь?

— Вижу что?

В этот момент светлый лик Пречистой Девы-Лючии исказился гневом, и она закричала голосом капитана Шмерцманна:

— ЧТО ЭТО БЫЛО, КАДЕТ⁈ ПОЧЕМУ ВЫ НЕ ВЫПОЛНИЛИ БОЕВУЮ ЗАДАЧУ⁈

От неожиданности я вздрогнул и шагнул назад, вот только боевой галереи под моей ступней уже не оказалось. Я кувырком полетел вниз, и, падая, даже испытал облегчение — теперь не придется Катержинке в глаза смотреть… Перед глазами мелькнул острожный двор, а затем я приземлился аккурат на собственный шлем. В шее что-то мерзко хрустнуло.

«А ведь всё должно было случиться совсем, совсем не так!!!» — с горечью успел подумать я.

Вспышка!

Я пришел в себя в уже привычном месте: лёжа на полу в аудитории кафедры тактики и созерцая тот самый злополучный потолок. Едва собравшись с мыслями, я вдруг услышал внезапный вопрос:

— А вот такое ты слыхал?

Голос говорил со странным малознакомым акцентом, который ассоциировался у меня с северными провинциями королевства. Не дождавшись ответа, вопрошавший продолжил:

— Идет, значит, наемная пехота по полю битвы, только что из стычки на пиках, уже потери большие, половина ранены, тяжко, в общем. И тут капитан одного из фанляйнов видит, что на баталию скачут жандармы, сами в латах, кони в латах, лансы, силища, в общем. Капитан понимает, что если жандармы сейчас на его фанляйн ударят, то они не выстоят. Зовет к себе фельдфебеля: дескать, слушай, фельдфебель, на нас кавалерия идет, чую, не выстоим. Ты отвлеки парней как-нибудь, чтоб хоть не побежали, а то компанию опозорим. Ну, фельдфебель встает перед строем и говорит: парни, спорим, я сейчас так пердану, что у всех пик в фанляйне древки перешибет? Солдатня отвлеклась, говорит, мол, попробуй. Тут — удар! Грохот, суматоха, во все стороны летят солдаты, руки, ноги, жопы, пики трещат — строя нет, всю баталию раскидало. Встает капитан и кричит: дурак ты, фельдфебель, кавалерия-то мимо прошла!..

Закончив рассказ, голос зашелся раскатистым, удалым хохотом. Отчаявшись взять в толк, о чем вообще идет речь, я встал на ноги, чтобы увидеть своего собеседника.

Для выпускника Академии не узнать Сандора Ярислейфсона Хольмгардского было невозможно: портреты и гравюры с его образом висели практически везде. Великий князь предстал передо мной в блеске пластинчатого доспеха, оттененного алым