Василий Кошанский. Здравствуй, мир! - Фохт

но картинка меня заинтересовала. В заметке сообщалось, что канцлер Мурлынов провозгласил отказ от изоляционизма во внешней политике и начал переговоры о династическом браке Анны Филимоновны и киспанского принца Кусандора.

— Вот сволочь! — заорал я. Какая Киспания?! Куда Император смотрит?! Василий Матвеевич прекрасно помнил, что Государь Филимон, как его покойный батюшка Хвостомир, и дед Тихон в семейных отношениях придерживался старокотских взглядов. После смерти Котослава-реформатора ни одна принцесса рода Двухвостовых не выходила замуж за пределы Котовьего государства. А этот пёсий реорганизатор Мурлынов решил нарушить традицию! И нет бы выбрать другую девицу царских кровей — у Филимона было три дочери, нет! Именно Анне предстояло стать «дипломатическим мостиком» в Кошропу.

Ух, как я разозлился! Сердце снова запрыгало в груди, а перед глазами возник любимый образ. О! Я знаю, что делать. Эдик с Чижиком как-то обсуждали за закрытыми дверями, что ключевой фигурой в правительстве является канцлер, а Филимон почти не вмешивается в его деятельность. Я сам стану канцлером! Со временем. Нечего Мурлынову распоряжаться судьбой моей Анны. Пусть лично вступает в династический брак, если найдутся желающие. Толстая наглая жопа!

Меня прямо заколотило от ярости. В это мгновение я был солидарен с правдохватами и мысленно благословлял их на «народный подвиг». Фас его, гада!

Меня как будто распирало какой-то странной силой. Она шла изнутри, захлёстывая меня мощным потоком. При этом она жила своей волей, но считывала мои эмоции. Я весь горел от возмущения.

Кипя от гнева, бросил взгляд на изображение Мурлынова рядом с портретом Анны. И увидел внутренним взором, как этот толстый черно-белый кот, похожего на гигантский футбольный мяч, только с очень длинным хвостом, прогуливается по роскошному залу, диктуя какую-то хрень трём секретарям одновременно. И вдруг могучий вихрь подбрасывает его в воздух и неистово крутит перепуганного канцлера под высоким потолком, а Мурлынов верещит, будто крыса, которой прищемили все хозяйство. А потом призрачная нога в полупрозрачном берце отвешивает поганцу сильнейший пинок под зад, что даже трескаются по шву бархатные бордовые панталоны. Канцлер врезается своей жирной, наглой харей в малахитовые плиты пола, распластывается и замирает. Из него, будто из проколотого мяча, тонкой фиолетовой струйкой выходит жизнь и сила. Минута — и остаётся пустая оболочка, которую уже никто никогда не будет бояться. Ам! Призрачная кошачья пасть заглотила драгоценную магию канцлера. И… видение исчезло.

Бррр! Я сам обалдел от кровожадного зрелища. Вот тебе и Вася-котик! Непонятно, почему мне представился странный зал, который ни я, ни Василий Матвеевич прежде никогда не видели? Мысли с трудом ворочались в голове, будто мухи, попавшие в паутину. Всплеск агрессии полностью опустошил меня. Я растёкся по стулу, словно слайм, не в силах пошевелить пальцем. Глаза тупо смотрели перед собой, я не мог даже прикрыть веки, ощущая себя сдувшимся шариком. При этом в глубине нутра во мне плескалось что-то страшное и опасное.

В таком странном состоянии я провёл всю ночь. Только на рассвете немного пришёл в себя, буквально переполз в кровать и забылся глубоким сном, похожим на обморок. Меня не смогли разбудить ни звонок, ни Эдик, примчавшийся сюда, когда обнаружилось моё отсутствие на лекции, ни Фадей Фадеевич, срочно вызванный из лазарета. В итоге меня оставили в покое, решив, что дело в переутомлении.

Глава 10. Вася-Вася-Василёк

По-настоящему я проснулся только через сутки, чувствуя себя вполне здоровым, хотя все ещё слабым. Пошатываясь, добрался до туалета и провёл там не меньше получаса. Ужасно много времени ушло на то, чтобы снять, а потом надеть штаны. Я очень злился на свою неосторожность за тем ужином. Долго ещё будет мне аукаться отравление? Как минимум пургена Бориска точно заслужил! Надо бы раздобыть при случае и накормить скота. Пусть на горшке подумает о своём поведении и заблуждениях кровной мести!

Когда я вернулся, меня уже ждали Чижик и Эдик. Друзья приволокли мне два подноса с едой: миску каши, рагу в горшочке, пару яиц, тарелку с сырной нарезкой и колбасой, стакан сметаны и чашку с молоком.

— Молодец, очухался. Ну и напугал ты нас, Васек! Целые сутки изображал спящую царевну.

— Угу-мс, — буркнул я, присаживаясь к столу. Конечно, я безумно хотел есть.

— Мы не знали, что тебе понравится. Попросил на кухне положить разного, — конечно, кто ж откажет Эдику. Он аккуратно перенёс бумаги на подоконник, освободив место для завтрака.

— Спасибо!

— Ладно, ты жуй под присмотром Андрюши. Я позднее ещё загляну, а пока мне на лекцию надо! — Пушехвостов махнул лапой и прикрыл дверь.

А я подсел к столу и буквально за пять минут уничтожил все принесённые блюда. Глаза Чижика стали размером с поднос, на котором сгрудились пустые тарелки и плошки.

— Ну ты даёшь! — в голосе Андрей чувствовалось не только изумление, но и уважение.

— О! Торжественную встречу мы пропустили? — я осознал, что сегодня уже день визита, и очень обрадовался, что приятель не при деле.

— Все отменилось. Канцлер того… умер. При каких-то весьма и весьма странных обстоятельствах позавчера вечером. — Чижик не особо прятал радость от этой новости.

— К-как? — икнул я, чуть не поперхнувшись тёплым молоком.

— Информацию скрывают. Но слухи ползут да множатся. Вроде магия замешена. Вся его свита в шоке, императорский двор штормит, а честной народ подпольно празднует.

Я почувствовал огромное облегчение: ни наш забавный Чижик не замарается в терроризме, ни присутствию Анны на выпускных испытаниях покушение правдохватов на канцлера не помешает. Слава Бастет, смерть Мурлынова произошла не в стенах академии. Никакого сожаления я не испытывал. Наоборот, я был вполне доволен и надеялся, что замысел канцлера о династическом браке принцессы будет отвергнут его преемником.

Как только Чижик оставил меня отдыхать, я разыскал ту старую газету с портретом Анны. О да! Речь шла о начальном этапе переговоров. Удачно призвали к себе Мурлынова кошачьи боги.

Я не видел никакой связи между бредовой картинкой, которую вообразил, и кончиной канцлера, пока на следующий день после занятий меня и Котёночкова не попросили явиться к ректору. Поначалу никто не придал этому особого значения: как раз формировались экзаменационные комиссии, членов которой утверждало высокое начальство после собеседования с кандидатами. Мои студенты показали один из лучших результатов в академии на последнем срезе знаний, и я вполне мог попасть в фавор.

В кабинете ректора нас ждали два господина с придворными лентами: генерал в красно-сером мундире и суровый товарищ, черный, как смоль, кот, одетый во все чёрное — прямо cat in black, он и был тут главным. Афрокот внимательно оглядел нас