Василий Кошанский. Здравствуй, мир! - Фохт

обоих пронзительными жёлтыми глазами — прямо-таки рентгеновские лучи. Я все ещё тупил, а потому не испытывал ни страха, ни угрызений совести, даже про магию, доставшуюся от Масянского, забыл.

— Господа! Все, что будет обсуждаться здесь, должно остаться в этих стенах. Дело государственной безопасности.

Мы изумлённо похлопали глазками и, чуть заикаясь, как истинные кабинетные учёные, по очереди принесли клятву молчания, положив лапу на хрустальную пирамидку. Я был заинтригован.

— Нам необходима ваша консультация как специалистов. Вы оба слышали о гибели канцлера. Шила в мешке не утаишь. Нам необходимо понять, как это произошло. Потому что в противном случае мы будет бессильны защитить нашего Государя от подобной атаки, — кот в черном нахмурился, прижав короткие закруглённые уши к голове.

— Дворец Мурлынова находился под постоянной магической охраной. Ни один посторонний кот или кошачий дух не мог проникнуть туда. И все же Платон Яковлевич был беспощадно убит.

— Как? — слабо пискнул я. Мои мозги, наконец, пришли в движение, и сознание начало что-то подозревать.

— Грубо говоря, его приподняло и прихлопнуло. И сделано это было кем-то извне. Канцлер был очень внимателен к вопросам безопасности, так что окружали его только верные коты.

Перед моим взором снова пронеслась суровая расправа над мячикоподобным Мурлыновым. Неужели… нет, я бы не смог… Память услужливо подсказала, насколько опустошённым я чувствовал себя после произошедшего. Я наивно списал то состояние на отголоски отравления.

В теории убить магией на расстоянии было возможно, но это требовало огромного потенциала и неординарного мастерства. Подобными навыками обладали единицы, способные «просачиваться духом». Но мой-то дух не был полностью «кошачьим», видимо, поэтому защита канцлера не стала помехой. Ой! Осознавать себя убийцей мне не хотелось. От угрызений совести меня отвлёк вопрос ректора:

— Василий Матвеевич, пусть вы и преподаёте только на младших курсах, но серьёзно занимаетесь наукой. С вашей точки зрения, возможно такое преступление?

Я надул щеки, придав себе солидный вид, и полез в знания Кошанского:

— Канцлера защищал купол или сеть?

— И то и другое, — усмехнулся Черный.

— А защитники и охрана — все самого высокого уровня?

— Я понимаю, к чему вы клоните. Теоретически можно переиграть высокий уровень самым слабым, который тот просто не заметит. Но тут лёгкой магии не хватило бы. Да и Мурлынов был помешан на безопасности. А потому в его окружение специально входили маги самых разных рангов и дарований. Насколько это возможно. Скажу вам прямо: там ни одна блошка, реальная или магическая, проскочить бы не сумела. И тем не менее результат печален, особенно для Платона Яковлевича.

«Ага, только едва ли кто-то будет грустить на похоронах. Тут, как в анекдоте, скорее порвут два баяна», — фыркнул про себя и легонько пожал плечами. А затем по-настоящему занервничал, поскольку до меня, наконец, доползло осознание содеянного, и я мог себя выдать. К счастью, моё смятение было расценено как растерянность перед непостижимым.

— Господа, если вам все-таки придёт мысль, как подобное могло быть осуществлено, я прошу вас сообщить господину ректору. Это не донос или что-то подобное. В опасности наш Государь и его семья. Ведь не понимая механизма преступления, защитники не смогут предотвратить подобное.

Мы сочувственно кивнули.

— Можете быть свободны. Вы вправе сообщить вашим коллегам и друзьям, что гибель канцлера загадочна. Но не более того.

Ректор нам снисходительно кивнул. Мы поклонились ему и царедворцам, тихо выскользнули за дверь, облегчённо вздохнули и вернулись в учительскую. Там уже знали, что дело касалось отнюдь не экзаменов. А потому все с огромным интересом уставились на нас.

— Канцлер погиб таинственно. В остальном мы ограничены клятвой молчания, — прошелестел Котёночков, который до сих пор сутулил плечи, смущённый беседой с императорской службой безопасности.

— Говорят, что следствие возглавил граф Кисунин-Чёрный. Точно его шпионы в свите Мурлынова и постарались! Ведь Император назначил князя Кысянского новым канцлером. Кончилась эпоха Муриковичей, — солидно произнёс декан Летягин, радостно потрясая свежей газетой. Он заговорщицки подмигнул мне как потомку Кыськиных. Должен сказать, что в академии за все время моего нахождения здесь — чуть меньше трёх лет — никто не задевал Василия Матвеевича за «малохвостость».

Борис злобно фыркнул, а декан рассмеялся ему в лицо:

— Не переживайте, Борисов. На вас это в любом случае не отразится. Вы что Муриковичам безразличны, что Кыськины вас едва ли заметят.

«А вот нет! Один Кошанский точно уже заметил и запомнил. Романтичные выходные с пургеном Борюсика стопроцентно ждут».

На самом деле меня обуревали самые противоречивые чувства. Пусть я расправился с Мурлыновым в состоянии аффекта, но неконтролируемая сила и ярость, захватившие меня в тот момент, пугали. Неужели от Масянского я унаследовал не только магию и любопытство, но и злобный нрав?! Нет, не хочу! Я всегда считал себя порядочным и мирным человеком, даже подростком выкобенивался, не выходя за рамки приличия. И вдруг Вася Кошкин, пускай и в ином теле, лишил жизни другого! «Да котики — мягкие животики те ещё душегубы!» — не раз жаловалась бабуля, убирая окровавленные тушки с дачного крыльца. При этом своего кота у нас не было, гостинцы приносили соседские. Тогда я только хмыкал, отнюдь не осуждая их. А теперь я сам такой: мохнатый, полосатый убийца.

Сразу после обеда я ушёл к себе, терзаемый муками совести и сомнениями. Как я дошёл до такой жизни когтистой, что убил другого кота? Пусть препротивного и прочее, но разве я вправе решать чужую судьбу? Пёс всех задери, ну я стал прям Раскольников, только с бобочкой! Понятно, что сделанного не вернёшь, но мне нужно быть уверенным, что подобное не повторится. Я должен владеть магией, а не идти на поводу то ли у неё, то ли у бывшего владельца. Значит, ставим себе «задачу номер раз»: заняться собственной магией. Жаль, что без наставника это почти невозможно.

Номер два. Если всё-таки Борис ответственен не только за моё отравление, желательно сдать его властям. Иначе очередная его попытка может оказаться успешной. Но если лапу приложил Чижик, сделаю вид, что ничего не знаю.

Я опять разнервничался и вцепился в когтеточку. Скоро снова придётся просить Назара тайком заменить мой столбик. Когти у меня были острые, а лапы — сильными. Ладно, деньги на подобные капризы есть. Кстати, я обратил внимание, что с моим появлением расходы Василия Матвеевича значительно возросли: прежде он едва ли тратил свою зарплату, не говоря уже о содержании, присылаемом папенькой.

Я ещё пару раз прошёлся когтями по джуту и… сел на бобочку, испытав почти дежавю. Мои когти! На одной лапе они были голубыми, а на другой —