Я живу в октябре - Максим Николаевич Лыков

пояснил я. – У нас же только сутки на месяц. Каждый день я как штык… В общем, мы встречались без проблем. А тут она вдруг отказалась. А потом ещё раз. Говорит, что плохое самочувствие, что всё нормально, потом расскажет. Ну и прочее. Но я чувствую, что она мне лжёт. Звонил казанским приятелям. Нелька с ней дружит… Но там непонятно…

Меня вдруг осенило, что рассказу не хватает связности. Слов было в избытке, они крутились внутри, как грешники в коллективном котле, но никак не хотели собираться.

Коршунов пододвинул мне стакан.

– Не хочу.

– Надо, – серьёзно сказал Коршунов. – Давай-давай.

Видимо, разучился я пить крепкий алкоголь. Водка попала не в то горло, я закашлялся. Коршунов наблюдал за моими корчами с лёгкой усмешкой.

– Переспать успели?

Я кивнул.

– Так вот чего тебя полгода не было… Давай дальше. Ругались? Отношения выясняли?

– Нет, – выдавил я. – Нормально всё было.

Коршунов вновь наполнил стаканы.

– Ты чего боишься-то? Что другого нашла?

Я порадовался, что лицо у меня и так было красным от кашля.

– Не бойся, не нашла.

– Откуда ты знаешь?

– Ты всерьёз решил, что Маргаритка твоя внезапно обрела свеженького хомо хренуса и бросилась ему на шею?

– Ну…

– Да она среди нас без году неделя. Себя вспомни поначалу – сильно борзый был? Что головой мотаешь?

– Не был.

– Вот именно.

– Но что тогда случилось?

– Женщины, – глубокомысленно заявил Коршунов. Продолжения не последовало.

– И всё? – не выдержал я.

– Могу углубить и масштабировать, – принял вызов Коршунов, опрокидывая стакан. – Женщины как океан: есть приливы и отливы.

– Ты издеваешься?

– Есть немного, – признался он. – Ты пей давай и слушай. Другого лекарства у меня нет.

Мне пришлось смириться.

– Всё у вас нормально. Ну, захандрила девка или испугалась чего, фантазии какие-нибудь. Что ты нюни распустил? Другого нашла, другого нашла… Вот увидишь, через месяц позвонит.

– Через месяц?

– Ну, или завтра? Я когда хорошо выпью, наше хомохреновое время перестаю понимать. И вообще, у меня для тебя новости есть. Не про твою девку, не подпрыгивай.

– Что за новости?

– Ко мне опять прокурорский приезжал. Помнишь историю про Луну? Ядерный удар и всё такое.

– Помню.

– А я уж успел подзабыть. Он на пороге кабинета появился и с улыбочкой: «Товарищ Коршунов, у нас новые данные». Не люблю я их всё-таки.

– Прокурорских?

– Дозорных. Хотя прокурорских тоже. Не перебивай!

– Слушаюсь!

Я отсалютовал пустым стаканом. Коршунов одобрительно хмыкнул и взялся за бутылку.

– И что с Луной? – спросил я. Внутри меня проснулся интерес. Ритка отступила куда-то на периферию затуманившегося алкоголем сознания. Так жить оказалось гораздо легче.

– Оказывается, такой план реально существует.

– Долбануть по Луне?

– Да!

– Ракетами?

– Ими!

– Врёшь!

– Информация два нуля! Тсс! – Коршунов приложил палец к губам.

– Я – могила.

– В Генштабе такой план лежит.

– В нашем?

– Так точно!

– Но зачем?

– Хе… – Коршунов откинулся на спинку стула и, выудив себе из тарелки огурец, аппетитно им захрустел. – Ну, во-первых, это ещё со времён Хрущёва разрабатывали. Базы на Луне, обмен ядерными подарками и всё такое. Но этот план свеженький. По содержанию Дозор о нём ни сном ни духом. Знает только, что проект спецслужбистский, а не военный. Лет через двадцать будет окончательно разработан и подписан.

– Погоди-погоди. То есть он не сейчас существует? Из будущего информация?

– Что ты ко мне пристал? – поморщился Коршунов. – Я же сказал, туплю с нашей хренологии. Ну, в будущем. Но мы это будущее всё равно знаем, оно же не наше, а ихнее, ну, обычных. Тьфу! Ты понял, короче.

– И что прокурорский хотел?

– Как ни странно, ничего особенного. Мы с ним поболтали о том, как можно выяснить, с чего вдруг такая инициатива появилась. Видимо, у них агентов в тех, – Коршунов сделал хитрый жест, – ведомствах нет. Но новость-то не в этом. Про тебя прокурорский спрашивал, вот что.

– Про меня? – поразился я.

– Он издали начал. Дескать, кто из наших есть в вашем окружении, товарищ майор. И потом назвал две фамилии как бы невзначай, в том числе твою. Кто такие, чем живут, насколько порядочны и всё такое. Я эти игры знаю. Впрямую он спрашивать не хотел, вот и зашёл с околицы. Чем-то ты их заинтересовал.

– И что им надо?

Коршунов пожал плечами.

– Агент из тебя паршивый, связей не имеешь. Не знаю. Может, америкос твой чего.

– Ты меня достал уже. Его полмира знает.

– Но в Россию-то он к тебе прилетал.

– Тьфу.

Я схватился за стакан. Спорить тут было бесполезно.

Сурок Кабула

– Мы – замысел гончара, созидающего кувшин.

Валера принуждённо рассмеялся. Вечно этот чудик философствует…

– Не хочешь, значит, отвечать, да? Ну и хрен с тобой.

Валера пожал плечами и принялся сосредоточенно пилить ножом кусок мяса. Баранина поддавалась плохо. Или нож тупой? Всё здесь не так и не то. Угораздило же застрять посреди войны. Даже пожрать толком не пожрёшь. А ещё «лучшее кафе в Кабуле». Хотя Редайгули нравится. Или нравилось? Как правильно говорить про бывших?

– Я тебе ответил.

– Что?

Глаза у Гонца мёртвые, неподвижные, словно болото в безветрие.

– Ты спросил, в чём смысл нашей жизни среди людей линейного времени. Я тебе ответил.

– С нормальными людьми, – отрезал Валера. – Нормальными, понимаешь? На фига мне эти определения?

Гонец пожал плечами.

– Я могу идти?

– Валяй. Хотя нет. Повтори-ка последнюю фразу ответа.

Гонец мигнул и вдруг загнусавил, как последний аллергик:

– Подобное поведение чревато гибелью Вселенной.

– Понял.

– Я могу идти?

– Чао!

– До свидания, Валера́.

Гонец произнёс фразу на русском, но отстранённо, словно копируя слова и интонацию далёкого неведомого коллеги. Даже ударение в имени правильно поставил, на последний слог. Это правильно, по-европейски, молодец.

Валера проводил взглядом худосочную фигуру посланца, пробирающегося меж тесно поставленными столиками чайханы.

«Чревато гибелью Вселенной, – передразнил он про себя. – Фантазёры. А гниение заживо вас не волнует?»

* * *

Он торчит здесь почти два года. Это если считать по личному биологическому времени. Валера, эх, Валера, далась тебе длинная гривна… Два месяца он колесил с украинским контингентом по американским базам, фиксируя события, снимая репортажи, делая заметки. Когда работа шла, Валера не замечал течения времени. Сутки и недели календарных дат превращались в огромный единый день, посреди которого нужно было зачем-то спать и есть. «Трудоголик не алкоголик», – говаривала бабушка.

Когда талибы стали напирать на пообещавших убраться американцев, Валера забеспокоился. Бойцы сразу заприметили: «Что, вуйко, забоявся? Бороду вiдрощуй!» Они были уверены в союзниках, а вот Валера задницей чуял, что проблемы будут. Эх, Валера, знал бы ты какие!

24 июля. Чёртова ночь. Комендантский