Где распускается алоцвет - Софья Валерьевна Ролдугина

пробасил он, оглянувшись на шум. Очки у него запотели от пара. Подбородок был чисто выбрит; на щеке виднелся порез. – А я тут узнал, что ты поправляешься, и решил, ну, это… – и он, смутившись обвёл руками сковороду и кастрюльку. – В общем, вот! Как в столичном ресторане. Почти.

– А что это? – заинтересованно шагнула к плите Алька. Пахло вкусно, чем-то кисленьким и морским. – Давай, рассказывай, кулинар!

Велька почему-то совсем застеснялся, поправил очки и признался, что на самом деле просто купил из любопытства в магазине замороженные креветки – сразу пять пачек, и мать отправила его к баб Ясе, делиться и меняться на что-то более съедобное.

– А они со скидкой были, – смущённо признался он. – И на них написано – отечественные. Это как?

– Из Северного моря вылавливают? – пожала плечами Алька, усаживаясь за стол. – Или растят в рыбном хозяйстве… Страна-то большая. А вон там, в маленьком сотейнике, что кипит?

– А это я сам придумал! – оживился Велька и снова поправил очки на носу. – Это из сливы, соус такой, кисло-сладкий. И острый!

Алька хихикнула:

– Слива в этом году хорошо уродилась, да?

– Очень, – грустно откликнулся Велька. – У меня уже даже воображение заканчивается.

Баб Яся намахалась паровой шваброй так, что даже при всей своей консервативности оценила «почти ресторанное блюдо» на девять баллов из десяти. Один балл заслуженно сняла за остроту: перца Велька ухнул так щедро, что рот горел. И в рис тоже, так что и то, и то запивать приходилось прохладным травяным чаем. Чай баб Яся заварила с черникой – и с васильком, не поймёшь, то ли для красоты, то ли нечисть отпугивать.

– Алёночек, а ты слышала?

– М-м? Что? Я три дня из комнаты не выходила…

– Сенцову на «Скорой» в больницу увезли.

…ощущение было такое, словно Альку ледяной водой из ведра окатили.

– Когда?

– Да позавчера, – ответила баб Яся, отводя взгляд. – Сердце вроде как прихватило. За мальчишками последить бабка по мужу приезжала, ну да она сама еле ходит, ногу приволакивает… Ну, ну, не бледней, Злата сегодня уже домой вернулась. Видать, ничего серьёзного.

Алька отвела взгляд:

– Погода, может.

– Может, погода, – согласилась баб Яся. – Вон какое безобразие над головой висит, а дождём никак не разродится.

Аппетит куда-то подевался. Алька уныло жевала сливовый пирог и думала, что всё это не к добру; не просто так. Айти ведь снимал комнаты у Сенцовой, и флиртовал с ней… вернее, она с ним, но какая разница-то, с такой смазливой рожей.

«Ну почему он не может быть обычным человеком, – пронеслось тоскливое в голове. – Хотя… Будь он человеком, то на меня бы и не глянул, такой красивый. Кому я нужна?»

От таких мыслей становилось противно.

После трапезы Алька влезла в джинсы, накинула куртку потеплее – бабушкину, поэтому, конечно, чёрную – и убежала, сказав, что хочет прогуляться, не всё же дома сидеть. Сначала правда слонялась по улицам, пиная опавшие листья, а потом, конечно, вырулила к дому Сенцовых. Покрутилась вокруг, стараясь близко не подходить, держаться за кустами шиповника на другой стороне дороги, но ничего особенного не углядела. Мальчишки, судя по звукам, снова пинали мяч у гаража; один раз приехала доставка пиццы, и не понятно было, кто её забрал, а потом ещё прикатил фургон, и стали разгружать мебель. Шкаф для одежды, кресло-качалку… Руководила процессом сама хозяйка, Злата Сенцова. Она выглядела чуть осунувшейся и бледной, явно мёрзла и куталась в большой махровый халат поверх спортивного костюма, судя по размеру, мужской.

Возможно, мужнин.

Тревога никуда не делась, но и дальше бесцельно подглядывать за чужой жизнью было как-то стыдно. Алька прошлась ещё туда-сюда и всё-таки вернулась домой. Немного поработала – на почту как раз новое задание упало, а там и время ужина подошло. Потом баб Яся предложила посмотреть вместе какой-нибудь фильм и почему-то выбрала ужасно неловкую историю про девушку, которую шантажировали не то письмами, не то фотографиями, а она страдала и никак не могла рассказать правду ни семье, ни помогающему ей сыскарю… Алька с трудом досидела до конца, потом изобразила сонливость и поднялась наверх, в свою спальню.

А через час – когда баб Яся легла спать и начала наконец прихрапывать – тихонько оделась и снова выбралась из дома. Но на сей раз не просто так, а повязав на пояс особый узел, отводящий взгляды.

«Это чтоб никто не привязался на улице, – успокаивала она себя. – Мало ли идиотов гуляет по ночам?»

На окраине, за текстильной фабрикой, надо признать, таких было исчезающе мало, так что ощущался самообман как-то неубедительно. На плече болталась сумка, а в ней лежал термос с горячим чаем, обережный знак на деревянной пластинке, завёрнутый в платок, и железная подкова. С час Алька бродила по району около участка Сенцовых, поглядывая в небо, а потом плюнула на конспирацию и, поплотнее запахнув куртку и надвинув капюшон на самый лоб, села на скамью у детской площадки, буквально метрах в двадцати от нужного дома.

Пахло дымом, вероятно, от печей; тучи висели низко, изредка где-то там громыхало. Наверное, поэтому Алька расслабилась – и едва не пропустила самое интересное.

Что-то сверкнуло у Сенцовых прямо над трубой, а потом красным зигзагом ушло в небо, в серые облака.

«Попался!»

Дрожащими руками Алька влезла в сумку, пожалуй, даже надеясь не успеть, вытащила подкову и нацелила на зигзаг так, чтоб он оказался внутри. И крикнула:

– Что вижу, то моё! Явись передо мной, кем бы ты ни был!

И дёрнула подкову на себя, точно рыбку подсекая.

Красная молния в тучах задрожала, силясь вырваться… и скатилась на выщербленный асфальт между детскими качелями и песочницей. Там, в опалённом круге, стоял Айти, и взяться ему было решительно неоткуда, разве что он и впрямь с неба свалился. В красной рубахе с распущенным воротом и с вышивкой по манжетам; в красных штанах, подпоясанный красным кушаком.

Глаза – змеиные, с узкими зрачками-щёлочками – сияли чистым золотом.

– Алика, – мягко произнёс он неузнаваемым голосом. – Ну зачем?

– А зачем ты довёл Сенцову до больницы? – зло спросила она. Голос дрожал от обиды. Тоже хотелось спросить: а зачем это оказался ты, как ты мог? – Это ведь ты был?

Айти вздёрнул подбородок, и золотые глаза засветились ещё ярче.

– Я не беру ничего, кроме того, что мне предлагают добровольно. И всегда даю что-то взамен.

В горле был комок.

– И что ты дал Сенцовой?

– То, о чём она просила, – усмехнулся Айти, скрещивая руки на груди. Такой красивый… даже сейчас красивый, когда всё уже было ясно. – Деньги. Золото. Забытый клад… У неё четверо детей,