Где распускается алоцвет - Софья Валерьевна Ролдугина

– Я прямо настоящая ведьма, – вздохнула она снова. И, встряхнув головой, усилием воли заставила себя улыбнуться, а потом хлопнула в ладони несколько раз кряду: – Ну-ка, ну-ка, всё злое, дурное, прочь да прочь! В печь поди и дотла сгори! Добро и благодать – поди в дом! Как ясно солнышко поутру всходит, как весна за зимой приходит – вот такое сильное моё слово!

Выкрикнула, а потом крутанулась на месте, обнимая себя руками, и расхохоталась. Чувствовала она себя глупо, но тоска и впрямь отступила; получилось даже поработать и отправить начальнице сносный результат.

«Схожу завтра в офис, повидаюсь с девчонками, – загадала Алька, сооружая себе на ужин яичницу с помидорами. Несколько дней бок о бок с Велькой сказались на кулинарных талантах самым положительным образом, и яичница подгорела только с одной стороны, и то чуть-чуть. – Начальница ругаться будет, ну и пусть. Может, она разрешит даже из офиса поработать, там всё-таки люди, с людьми веселее…»

Она совсем размечталась и как-то даже забыла думать про Айти. А может, он и впрямь остался там, в Краснолесье, со Златой, которой не нужен был секс, а только клад. И полезный человек, способный прибить полку или повесить антенну. И…

– А ну, из головы – шух-шух, поди прочь, – пробормотала Алька, кутаясь в одеяло. – Дай выспаться…

Как ни странно, сны в ту ночь ей действительно не приснились никакие.

Ни хорошие, ни дурные.

Её это более чем устраивало.

После дождя город словно бы ожил немного.

По-прежнему ощущалось дыхание осени, но теперь она не напоминала медленную смерть. Из-под пожухшей, выгоревшей травы стала пробиваться молодая, свежая, всего лишь тонкие зелёные нитки… и всё же они были. В палисаднике пахло сыростью; выстрелил на клумбе одуванчик, одинокий, дурашливый – яркое жёлтое солнышко.

Но на том перемены к лучшему, пожалуй, и заканчивались.

Общественный транспорт практически опустел. В целом троллейбусе могло оказаться человек десять-пятнадцать – и это в утренний час пик! Всех, кого можно, отправили на удалёнку, благо процесс был отработан ещё пять лет назад, когда ловили бешеного упыря, и до этого, когда вандал расколол погребальную вазу в музее, и оттуда сбежали девять моровых дев… Многие ещё и разъехались; занятия в школе были сокращены, а лекции в универах читали по сети, онлайн. Долго, разумеется, это продолжаться не могло, но все надеялись, что Костяного изловят уже совсем скоро. Вот буквально через неделю… на следующей…

Но каждый раз срок отодвигался.

Впрочем, магазины, рестораны, кафе и всё подобное продолжало работать. Часам к семи вечера, когда начинало темнеть, большинство заведений закрывались, но утром разницы почти не было. Алька по инерции заскочила перед работой в кофейню – взять две коробки пончиков на свой отдел и шесть стаканов кофе на подставке. Формально ведь она в отпуск сходила, а после отпуска не мешало бы проставиться – так было принято, и она, в общем, даже не возражала.

«И надо придумать, что сказать начальнице, – подумала Алька. – Она же меня подальше отправила, со всей душой… А я взяла и вернулась».

Но дурацкие оправдания вылетели из головы, стоило подняться на заветный тринадцатый этаж. Доска для объявлений в коридоре разительно изменились; исчезли вековые наслоения записочек, стикеров и объявлений, а вместо них висели два портрета.

…два портрета в чёрных траурных рамках.

Молодая женщина в очках, с короткой стрижкой, темноволосая; и другая, средних лет, русая, улыбчивая, с косой, с горбинкой на носу. Алька знала обеих, пусть и подругами они не были.

– Вежева, – пробормотала она. – И Лесовская… Она же вроде замуж выходила, как?

Атмосфера на этаже царила похоронная. Алька даже не поняла сразу, есть ли кто в большом офисе на пятьдесят мест, который начинался сразу за коридором, справа. Но люди всё-таки были: почти все старшие редакторы, старенький дедушка-консультант, худред…

– Алёночек, – с ходу обняла её Каська; Каське в прошлом году исполнилось сорок пять, она была тонкой, как тростинка, стриглась под каре и красилась в чёрный, а из-за большой оправы для очков её звали стрекозой. И любили; и уважали за профессиональную придирчивость к текстам, а ещё за то, что она вытянула и допинала до универа не только двух своих мальчишек-близнецов, но ещё и двух детдомовских, одна, без мужа. – Вернулась… Мирослава же сказала, что ты к бабке поехала? В отпуск, а потом оттуда работать?

Сама Алька начальницу называла только начальницей, в крайнем случае – госпожой Дрёмой, но только если надо было позвать её к телефону через секретаря, и потому имя её звучало как-то непривычно. Но с Каськой-то начальница зналась давно.

– Пришлось вернуться. Я ещё уеду, – бодро соврала Алька. – Ну а раз приехала, то как не зайти… ой-ой, сейчас разольётся!

Каська ловко подхватила пакет, в котором на подставках из картона угнездились шесть стаканов хитрого кофе в облаках взбитых сливок, с зефиром, карамелью и прочим развратом, переставила на стол.

– Ну, Алёнок, ну, балуешь нас, – заулыбалась она. – Ой, а это что, пончики? Ой, один рыжий, он что, апельсиновый?

– Облепиховый, – улыбнулась в ответ Алька. Ещё минуту назад, в коридоре, у траурных портретов, пончики казались неуместными, но сейчас попустило. Даже на тризне мёд пили и пироги ели, что уж говорить об офисе, где день напролёт работают мозгами? Без сладкого никуда. – Слушай, а насчёт Вежевой и Лесовской…

Каська махнула рукой:

– Пусть тебе Мирослава сама расскажет. Иди, иди, поздоровайся, она сама только пришла, небось чаи гоняет с секретарём. Я пока мальчикам скажу, чтоб твой компьютер к серверу подключили и принтер вернули назад, а то они как узнали, что ты уехала, так и утащили его.

Насчёт начальницы Каська не ошиблась – та действительно пришла совсем недавно, даже беретку не успела снять, только пальто на диван для посетителей бросила. Секретарь – старательный студент-вечерник, который подрабатывал на полставки в первую половину дня, очаровательный голубоглазый блондин – как раз заварил чай и начал доставать чашки из книжного шкафа.

Начальница не любила пить чай в одиночестве и непременно просила, чтоб ей составили компанию.

Учитывая, что компанию составлял обычно самый бедный, голодный и затюканный сотрудник, Алька подозревала, что имела место благотворительность. Даже припоминала, что её саму, второкурсницу, ошалевшую после судебного процесса, начальница точно так же приглашала посидеть вместе перед началом рабочего дня и попить чаю с кексом, а сама расспрашивала ненавязчиво про житьё-бытьё, про прочитанные книги, про рыжего котёнка во дворе…

Это-то, как понимала Алька сейчас, и помогло тогда не свихнуться.

– Кого я вижу! – опустила начальница очки,