Катали мы ваше солнце - Евгений Юрьевич Лукин

Венедикт Фаддеевич крякнул, приосанился. Был польщён.

– Показать? – переспросил он, размешивая палочкой чай. – Ну смотрите, Харлам…

Отставной литератор покинул пост и воссел за клавиатуру. Предъявил растопыренные пальчики. Только что рукава до локотков не засучил.

«Я приближался к месту моего назначения», – аккуратно тыча в буковки, набрал он. Подумал – и поставил точку.

Внезапно компьютер издал тревожное гудение, и на экране возникла алая предупреждающая иконка. «Коллега! – значилось на ней. – Вы хорошо подумали?» И подпись: «Болдинские».

Болезненно охнул Харлам:

– Венедикт Фаддеевич! Сотрите! Быстро сотрите! Это вы нечаянно из Пушкина какую-то фразу набрали!

– Почему нечаянно?.. – бормотал вконец запуганный старичок, стуча по клавише. – Я её нарочно набрал…

– Да целиком убейте!.. – взвыл Харлам. – Через минуту штрафные санкции пойдут…

Слава богу, убили вовремя.

* * *

– Да-а… – протянул Харлам. – Вот это бы мы сейчас с вами влетели, Венедикт Фаддеевич…

Проштрафившийся охранник к тому времени вновь убрался на своё рабочее место и судорожно прихлёбывал чаёк.

– Вы бы ещё «мороз крепчал» набрали! – не унимался оператор. – Знаете, какие сейчас штрафы за пиратство?

– Да видите ли… – беспомощно оправдывался старичок. – В мои времена… подобные фразы были ещё, так сказать, общим достоянием…

– М-да… – изрёк Харлам и, покрутив напоследок головой, выбросил опустевший пластиковый стаканчик в корзину. – Ладно, проехали… – буркнул он. – Пора и за дело браться…

Направился к монитору. Проходя мимо стеклянной полусферы, невольно покосился на повесть ручной работы, хмыкнул. Сел. Сильные пальцы, скорее предназначенные для штурвала или мастерка, побродили по клавишам, назначая сюжет, жанр, раздавая имена персонажам. Затем тронули пусковую кнопку – и принтер принялся выбрасывать в лоток отпечатанные листы.

– Да… – грустно вымолвил Венедикт Фаддеевич, наблюдая за производственным процессом. – Как теперь всё просто делается… Это уже чистовик?

– Черновуха, – бросил Харлам. – Болванка… Быстро, что ли?

Старичок пожал плечиками, шевельнув свисающие с затылка кудёрышки.

– Я бы даже сказал, мгновенно… Слушайте, а вдруг у вас там тоже проскочит какой-нибудь «мороз крепчал»?

– Наверняка проскочит. И не раз.

– И что за это будет?

– Ничего.

– А-а… – Старичок горестно покивал. – Понимаю… Программа – лицензионная?

– Да не совсем… В «Литконфискате» куплена. Но всё равно… Заплачено за неё…

Минут через десять принтер выплюнул последний лист и жалобно пискнул. Харлам вынул из лотка всю стопку, перевернул и зарядил снова. Пошла печать обратной стороны. Потом то, что получится, сунут в переплётную машину – и можно звонить заказчице. Что не понравится – выправим, что надо – уберём, что надо – добавим.

– А что же вы, Харлам, видеозапись-то не просмотрели? – всполошился вдруг Венедикт Фаддеевич. – Или вы её загрузили уже?

– Какую видеозапись?

– Ну, ту, что вам оставили. Внешность отца, грешки его…

– А!.. – Харлам пренебрежительно махнул рукой. – Везде одно и то же. Что у одного отца, что у другого…

– Нет, но… А если не совпадёт что-нибудь?

– Скажу, подстраховался, чтобы под суд не влететь… за оскорбление личности. Всё равно ведь потом подчищать – дамы, они ж капризные: то им не так, это не эдак…

Принтер сноровисто выплёвывал страницу за страницей.

Июнь 2017, Волгоград

Мгновение ока

Неокиберпанк

Данная история могла произойти лишь на заре компьютерной эры. Точнее сказать, не могла не произойти.

* * *

Старший оперуполномоченный Мыльный отличался крайней любознательностью, однако тщательно скрывал от сослуживцев это своё весьма полезное для работы качество. Причина была проста: в босоногом детстве будущего опера дразнили Варварой – в честь незабвенной гражданки, якобы лишившейся на базаре носа, а ребяческие впечатления, как известно, наиболее глубоки и болезненны.

Неистребимый интерес ко всему новому Мыльный скрывал довольно хитро: скорее выпячивал, чем скрывал, мудро придавая своему любопытству черты скепсиса.

– Во даёт! – цинически всхохотнул он, когда новая, только что установленная программа «Пинкертон» вывела на экран первый десяток подозреваемых. Против каждой фамилии была обозначена в процентах вероятность совершения данным гражданином данного проступка. – Так и поделим, – глумливо сообщил опер неизвестно кому. – Этому – двадцать четыре процента срока, этому – одиннадцать…

А главная прелесть заключалась в том, что преступления-то никакого не было вообще – старший оперуполномоченный его сам придумал. Никто никого не убивал и не грабил вчера в Центральном парке в ноль часов пятнадцать минут местного времени. Тем не менее в списке подозреваемых значились вполне реальные люди. Кое-кого Мыльный, помнится, даже допрашивал когда-то – по другому, естественно, делу.

Круглая тугая физиономия стала вдруг хитрой-хитрой. Тыча в клавиши тупыми толстыми пальцами, любознательный опер набрал собственную фамилию – и скомандовал ввод.

Секунды через четыре компьютер сообщил, что вероятность участия гражданина Мыльного А. М. во вчерашнем (им же самим вымышленном) злодеянии равняется примерно одному проценту.

Угодивший в подозреваемые хмыкнул и, с треском почесав коротко стриженный затылок, проверил за компанию нелюбимого им полковника Непадло. К великому разочарованию старшего оперуполномоченного, против означенной фамилии выскочили жалкие 0,2 процента.

Хотя – понятно. Убийство и грабёж ещё ведь не каждому по губе. Это тебе не генералу задницу лизать…

Тут Мыльного осенило. С сатанинским выражением лица он вновь склонился над клавиатурой. Фамилию начальника, место, время и дату оставил неизменными, а вот деяние сменил. Теперь формулировка была такова: получение взятки от криминальных структур в особо крупных размерах… Нет! В особо крупных – много чести! Сотрём. Просто: получение взятки от криминальных структур…

Ответ последовал почти незамедлительно. Цифра на экране возникла столь внушительная, что Мыльный даже присвистнул. Затем насторожился и вышел из программы, не сохраняя данных. А ещё через пару секунд дверь открылась – и в кабинет ступил полковник Непадло собственной персоной.

Высокий, сухощавый, седовласый – ему бы в кино играть кого-нибудь сильно положительного. Полковника МВД, например. Вот только портили портрет Герману Григорьевичу судорожно подвижный поршень кадыка да беспокойно блуждающий взгляд.

В целом же – вопиющее несоответствие характера и унаследованной от запорожских предков фамилии.

– Осваиваешь? – отрывисто осведомился вошедший.

Был он не на шутку чем-то озабочен.

– Да освоил уже… – хмуро отозвался Мыльный.

– И-и… как? Надёжная штука?

Оперуполномоченный скорчил пренебрежительную гримасу и неопределённо повёл округлым плечом. Так, дескать, баловство.

Полковник Непадло помялся, подвигал кадыком, поблуждал глазами. Кашлянул.

– Дзугаева проверить надо, – сказал он наконец.

– Его не проверять, его брать надо, – проворчал Мыльный, набирая в нужных окошечках: Дзугаев Ваха Данилеултанович. – Что шьём?

Не получив ответа, обернулся. Полковник Непадло пребывал в лёгком замешательстве.

– Да депутат один на генерала нажал, – не совсем понятно и как бы оправдываясь проговорил он. – Люди-то пропадают. Один за другим… Дескать, вот и компьютерами нас оснастили, а всё равно пропадают…

– Так, – понимающе поддакнул Мыльный, выжидательно глядя на полковника.

– Н-ну… Слыхал,