Экспансия на позавчера - Алексей Небоходов

Приблизившись к шлюзу, Иван провёл рукой по его поверхности, ощущая под пальцами шероховатость обгоревшего металла. Он нажал на панель разблокировки, подавая команду на вскрытие. Секунду ничего не происходило, затем внутри раздался сухой щелчок, за ним последовал приглушённый скрежет, и массивная дверь дрогнула, как будто не хотела подчиняться. Петли застонали, металл хрустнул, покрываясь тонкой сетью микротрещин, и спустя несколько напряжённых мгновений шлюз сдался, отворяясь в сторону.

Изнутри хлынул поток застоявшегося воздуха – тяжёлый, плотный, пропитанный гарью, копотью и чем-то сладковато-гнилостным, отчего во рту моментально появился липкий привкус, а в голове закружилась тягучая волна отвращения. Он словно цеплялся за слизистую, оставался на языке, заставляя сглотнуть, но избавиться от ощущения было невозможно.

Лиана первой шагнула внутрь. Её фонарь высветил обугленные панели, затянутые потёками стены, местами покрытые сажей, местами – чем-то, что напоминало застывший след расплавленного металла. Гюнтер вошёл следом, скользя взглядом по приборам, Анна проверила показатели анализаторов, но ни один из них не дал чёткой картины происходящего.

В полумраке за пределами основного луча света, едва угадывались очертания кресел, панелей, переборок, но самое главное проявилось в тот момент, когда они сделали ещё несколько шагов.

Тела. Они сидели на местах, пристёгнутые ремнями безопасности, будто никто даже не пытался выбраться. Их кожа натянулась на кости, потрескалась в местах, где сухожилия ещё удерживали форму. Глаза провалились глубоко в черепа, и всё же от них исходил немой, застывший в пустоте взгляд, полный чего-то, что невозможно было однозначно назвать страхом или болью. Рты приоткрыты, губы растрескались, но поза каждого говорила о последней попытке вдохнуть, сделать хоть какое-то движение, вырваться, сбросить ремни, но что-то забрало их жизнь прежде, чем это стало возможным.

Фонари выхватывали из тьмы новые фигуры – такие же высушенные, застывшие, обезвоженные. Словно весь экипаж одномоментно утратил не только жизнь, но и саму физическую сущность, оставив лишь оболочку. Их не убило время, не убила болезнь. Что-то сделало с ними это – высосало их изнутри, превратило в сухие каркасы, замершие в креслах без намёка на разложение.

Анна подняла анализатор, но показатели были лишены подозрительных цифр. Воздух был неподвижен, не содержал следов химических примесей, которые могли бы объяснить подобное состояние. Приборы отказывались фиксировать смерть, будто реальность в этом месте была нарушена настолько, что не признавала даже самой концепции гибели.

– Они словно мумифицированы, – едва слышно произнёс Гюнтер.

– Нет, – голос Лианы звучал хрипло, будто что-то в этом воздухе мешало говорить. – Они просто высушены изнутри.

Иван сделал ещё шаг, проверяя прибор на запястье, но данные оставались нестабильными. Пространство здесь словно сопротивлялось любым попыткам измерить его. Фонарь высветил вдоль стен тонкие полосы аварийного освещения – слабые блики красного, дрожащие на панелях, не позволяя тьме поглотить корабль целиком.

– Здесь ещё есть энергия, – Гюнтер направил луч вперёд, прислушиваясь к работе анализатора. – Не всё отключено.

В самом центре зала, среди темноты и застывших тел, всё ещё работал один из блоков. Панель мигала слабым светом, и едва заметное свечение пробегало по линиям связи. Аварийное питание поддерживало минимальные системы, среди которых была одна, всё ещё функционирующая, словно время не имело над ней власти. Матрицы были активны.

Гюнтер приблизился медленно, шаг за шагом преодолевая вязкую тишину, в которой даже собственное дыхание казалось чужим. Наклонился, скользнул пальцами по панели, сверяясь с показателями.

– Они всё ещё запитаны, – сказал он. – И работают.

В этот момент, где-то в глубине корабля, раздался тихий, еле различимый звук – не голос, не шаг, не скрежет, а что-то иное, похожее на шелест оседающей пыли, на едва уловимое движение, которое невозможно было расслышать, но можно было ощутить.

Они замерли.

Мрак оставался неподвижным.

Но ощущение, что кто-то наблюдает, с каждой секундой становилось невыносимее.

Иван медленно двинулся вперёд, направляя фонарь в глубину отсека, где красноватые огни аварийного питания мерцали неровным, рвущимся светом. Пространство слабо дрожало, будто корабль жил собственной жизнью, прерывисто дышал в этой вязкой тишине. Воздух казался гуще, чем снаружи, пропитанный застарелой гарью, металлическим привкусом и чем-то неуловимо чужеродным. С каждым шагом чувство тревоги нарастало – неотступное ощущение наблюдения, липким налётом оседавшее на коже.

Матрицы находились глубже в отсеке, за рядом терминалов, которые когда-то управляли системами корабля. Теперь они были безмолвны, покрыты слоем осевшей пыли и следами тонких, неглубоких царапин, будто кто-то проводил по ним когтями или чем-то острым, оставляя бессмысленные следы. Но Иван не был уверен, что это действительно бессмысленно.

Капсулы с матрицами стояли в нишах вдоль стен – массивные, герметичные контейнеры, защищённые бронированными панелями. Поверхность некоторых была повреждена, вмятины и разорванные крепления говорили о том, что кто-то пытался их вскрыть, но либо не смог, либо не успел. Несколько капсул были разбиты – их внутренности зияли пустотой, а провода торчали наружу, словно внутренности из вскрытого тела. Однако большинство оставалось активными, поддерживая автономное питание, маленькие индикаторы мерцали, подтверждая, что процессорные блоки ещё функционируют.

Иван провёл рукой по одной из капсул, ощущая под пальцами холод металла. На гладкой поверхности виднелись глубокие царапины, хаотичные линии, похожие на беспорядочные каракули. Он наклонился ближе, вглядываясь в них, пытаясь уловить хоть какую-то закономерность. Слова? Символы? Или просто хаотические следы борьбы?

– Видишь это? – тихо спросил он, но не отрывался от надписей.

Лиана наклонилась рядом: её пальцы осторожно скользнули по панелям, чувствуя те же самые глубокие борозды.

– Это не случайные царапины, – сказала она, и её голос прозвучал приглушённо, будто пространство само старалось укрыть звуки. – Кто-то пытался что-то написать. Но это не один из языков, которые я знаю.

– Может, не язык вовсе, – Анна проверила прибор, но сканер не распознавал символов, не находил аналогов в известных базах данных. – Может, это следы…

Она не договорила. Где-то в глубине корабля коротко, отрывисто прозвучал сигнал. Тонкий, механический, с резким металлическим призвуком, будто система пыталась что-то передать, но звук был искажённым, неразборчивым, будто заклиненным в вечной петле.

– Идёт отсюда, – Гюнтер быстро активировал анализатор, нащупывая источник высокочувствительным сенсором.

Иван поднял голову. Красные аварийные огни продолжали мерцать, но теперь, когда он прислушался, он понял, что вместе с мерцанием идёт звук. Он не был синхронизирован с сигналами, он не повторялся чётко – будто за каждой вспышкой скрывалось нечто большее, чем просто работающий аварийный модуль.

– У нас мало времени, – Гюнтер проверил показатели. – Магнитное поле меняется. Корабль уходит под землю.

Эти слова точно взорвали тишину вокруг. Иван рефлекторно оглянулся, словно ожидал увидеть, как стены смыкаются, и как корабль трещит, проваливаясь в зыбкую почву. Но пока