Винделор. Книга вторая - Роберт Д. Митрин

Винделор проснулся первым. Лежал на шкуре у печи, пахнущей зверем и дымом, глядя, как угли тлели в золе, отбрасывая слабые отблески на закопчённый потолок. Дыхание вырывалось паром, но уже не таким густым — холод отступал, оставляя сырость, пропитавшую плащ и сапоги. Он помнил, как проклинал этот лес, метель, стужу, но теперь, когда небо прояснилось, уходить стало тяжелее. Впереди ждала дорога — грязь, выстрелы, чужие глаза, полные жадности и злобы. Здесь же была грубая защита, тепло, пусть и угасающее, как жизнь старика, приютившего их. Винделор потёр шею, всё ещё ноющую после удара Мика, и взглянул на Илая. Тот лежал у стены, свернувшись под потёртым плащом, меховая подкладка топорщилась клочьями, как шерсть старого пса. Лицо юноши, бледное и усталое, казалось спокойнее, чем в первые дни — напряжение ушло, сменившись чем-то новым, чему Винделор пока не находил имени.

Он поднялся, суставы хрустнули, как сухие ветки, и шагнул к окну, приоткрыв ставню. Морозный воздух ворвался внутрь, свежий, с запахом льда и сосновой коры. Лес лежал тихий, укрытый снегом, сверкавшим под слабым солнцем, как разбитое стекло — острое и холодное. Мик уже возился у печи, подбрасывая последние дрова из груды, что почти иссякла. Волчья куртка висела на нём, как вторая кожа, заледеневшая на плечах. Пальцы, узловатые и обветренные, ломали ветки медленнее, чем раньше, будто силы утекали с каждым движением. Кашель вырвался из груди, глубокий и мокрый, сотрясая худое тело. Мик сплюнул в угол — тёмный сгусток упал на пол, яркий, с красными нитями, блестевшими в свете огня. Рука дрогнула, вытирая рот рукавом, но он буркнул себе под нос:

— Печь греть не буду. Метель ушла, лес открыт. Уходите, пока солнце не село.

Илай проснулся не сразу, разбуженный то ли кашлем, то ли холодом, скользнувшим в комнату, когда Винделор открыл ставню. Он лежал, прислушиваясь — утро было слишком лёгким, будто метель унесла не только ветер, но и что-то важное, оставив пустоту. Приподнявшись на локте, он увидел, как капля крови упала с губ Мика на пол, растеклась, словно чернила на снегу.

— Ты в порядке? Это опять кашель? — голос Илая был сонным, но тревога пробилась сквозь хрипотцу.

Мик повернулся, прищурился. Серые глаза блеснули раздражением, но в них мелькнула тень чего-то мягкого, почти отцовского.

— Не суй нос не в своё дело, мальчишка, — проворчал он. Кашель резанул снова, он отвернулся, сплюнув. Кровь капнула на пол, оставив пятно. — Жил без твоих вопросов и дальше проживу. Собирайтесь, вам пора.

Винделор отвернулся, будто не заметил, но Илай не мог отвести глаз. В детстве он видел такое — шахтёр у их дома кашлял кровью, пока не рухнул на мостовой. Никто не удивился, тело унесли, место занял другой. Но это был не шахтёр, а Мик — старик, что дал им тепло и уроки. Илай сжал кулаки, глядя на пятно, растекавшееся по полу, как тень смерти.

Винделор шагнул к столу, где лежала карта — потёртая, исчерканная, — сворачивая её быстрыми движениями. Взгляд скользнул к Мику, задержавшись на дрожащих руках.

— Ты прав, старик, — бросил он, голос ровный, но с насмешкой, скрывавшей беспокойство. — Метель ушла, и мы уйдём. Но ты тут не раскашляйся без нас — кто тебе дрова колоть будет?

Мик усмехнулся, кашель сотряс его, он глянул на Винделора с прищуром:

— Не боись, умник. Я эту хижину строил, когда ты ещё под стол пешком ходил. Дрова найду, а ты следы за собой заметай — не то твои шакалы вернутся с ножом, что ты им подарил.

Илай поднялся, потянулся, хрустнув плечами, и начал складывать рюкзак. Консервы, патроны, игла для шитья звякнули в руках, взгляд то и дело возвращался к Мику. Кровь на полу жгла глаза, сердце ёкнуло. Он шагнул ближе:

— Это не просто кашель, да? Ты болен, Мик. Может, с нами пойти? Мы бы помогли.

Мик замер, кашлянул, отвернулся, вытирая кровь трясущейся рукой — рукав окрасился тёмным пятном. Голос хрипел, но звучала усталость, не злоба:

— Не лезь, говорю. Я свой путь прошёл — от «Тридцать второго» до этого леса. Вам своё идти, мне тут остаться. Не тащите старика за собой, он вам обузой будет.

Илай сжал губы, кивнул, отступив к рюкзаку. Пальцы теребили иглу. Хижина дышала старостью — стены из брёвен скрипели, шкуры пахли зверем и временем, потолок нависал, как небо в бурю. У печи стояла жестянка с выцветшей надписью — «Made in…» — осколок рухнувшего мира. Рядом лежали травы, их горький запах смешивался с дымом и смолой. Пол был усыпан золой, щепками и пятнами крови — следами уходящей жизни.

Винделор закинул рюкзак на плечо, хлопнув по столу с царапинами от их ножей:

— Прощаемся, старик? Спасибо за уроки — ловушки твои запомню. Может, свидимся, если лес не сожрёт тебя раньше.

Мик шагнул к порогу, протянул карту — старую, с пометками, нанесёнными вчера дрожащей рукой:

— Бери. Обходите долину и горы, идите лесом — там меньше шакалов. Держитесь подальше от тех, кто молится мёртвым машинам — они пустые, как ветер. С двумя картами обойдёте невзгоды.

Илай медлил, глядя на старика. Хотел сказать, что ещё не поздно, что нельзя оставлять его умирать в хижине, где снег забьёт щели, но промолчал. Мик выбрал — это был его дом, его могила. Винделор взял карту, кивнул, уголок губ дрогнул в улыбке, и он шагнул к двери, где снег сверкал под солнцем. Илай задержался, протянул Мику иглу — потёртую, что носил с собой:

— Возьми. Ты мне больше дал, чем я думал. Спасибо, Мик.

Мик кашлянул, взял иглу, пальцы дрогнули, сунул в карман, буркнув:

— Сентиментальный ты, мальчишка. Идите, не тратьте время. — Помолчав, он шагнул ближе, положил руку на плечо Илая, голос смягчился: — Живи так, чтоб не стыдно было перед тем, кто сверху смотрит. Это всё, что могу дать.

Илай кивнул, глаза блеснули, он закинул рюкзак на плечо и шагнул за Винделором. Мик стоял в проёме, не закрывая дверь, следя за их силуэтами, что таяли среди деревьев. Взгляд его был долгим, без жалости, с каплей гордости. Он вздохнул, прислонился к косяку, провёл пальцами по виску и закрыл глаза. Снег хрустел под сапогами, лес лежал тихий, бесконечный, дым хижины поднимался тонкой струйкой в ясное небо. Через десяток