Хозяева океана - Сергей Фомичев

Разговор вновь закончился без результата. Но капля камень долбит, не так ли?

Глава 9

Эскимальт

Когда Гриша впервые появился в Виктории, чтобы поступить в Университет, его некоторое время принимали за англичанина. По калифорнийской моде он носил бледно-желтоватые нанковые штаны, рубаху из тонкой бумажной ткани и соломенную шляпу — в подобном одеянии любили ходить английские моряки. Здесь же предпочитали фетровые шляпы с большими полями, замшевые куртки на манер индейских, крашенную индиго или кошенилью местную плотную ткань, которая шла и на штаны и на рубахи. Но даже сменив одежду Гриша выглядел светлее большинства горожан. Даром что прибыл с юга. Всё дело в том, что в жилах местных жителей текла значительная доля индейской или азиатской крови, а здешние европейцы — французы или испанцы сами по себе были смуглыми, в то время как все Гришины предки произошли из центральных губерний Российской Империи.

Оба его деда и обе бабки были русскими крестьянами, которых повелением Сената отправили на Камчатку поднимать хлебопашество. Отец и мать родились уже в дороге, которая заняла у насельников много лет. Вместе со взрослыми они вынесли все тяготы пути из бедных центральных губерний на самую дальнюю границу Империи. Но на краю земли, как оказалось, их путь не закончился. Однажды с Камчатки людей неожиданно забрал корабль легендарного Ивана Американца и переправил всех в Калифорнию, в Лунную Долину или Соному на местном наречии. Земли там было вдосталь, местные индейцы оказались на редкость мирными, а Старая компания выделила каждой семье всё нужно для жизни. Дело сразу пошло в гору. Цены на зерно тогда стояли высокие. И покупали его много. Но Николай Степанович — дед по отцовской линии быстро смекнул, что сказка может в любой момент закончиться, а человеку без учения в этой жизни придется туго. Поэтому (раз уж деньги шальные завелись) всем пятерым сыновьям и двум дочерям своим он нанял учителя, чтобы письму и счету обучил, а старшего — Михаила (отца Гриши) со временем устроил в Аграрный институт (тогда он назывался сельхоз лабораторией).

Михаил Николаевич пользу знаний оценил хотя бы потому, что будучи совсем ещё молодым, без изнурительного крестьянского труда от зари до зари, обзавелся домом в Сосалито и женился на первой в их Каменке красавице.

Так и вышло, что Гриша впитывал науку с младых ногтей. Помимо школы он занимался дополнительно с частными учителями (что самому Грише казалось не менее изнурительным, чем уход за дедовской скотиной и полями), а когда дело подошло к выбору дальнейшего пути, отец предложил отправиться в столицу и выбирать между Университетом Виктории и Техническим институтом Эскимальта. Два других столичных училища Морское и Коммерческое им были отвергнуты. Первое по причине непригодности Гриши к морскому делу, а второе отец посчитал пустой тратой сил.

«Коммерческой жилке никто тебя не научит, — говорил он. — Это в крови должно быть. С рождения. А вот науки хочешь не хочешь вдолбят так, что не забудешь».

Четыре года в учебы в Университете и жизни в Виктории перевернули мир молодого человека с ног на голову. Двенадцати лет от роду он вдруг обрел небывалую свободу. Кампус, как называли его на европейский лад, собрал лучших подростков побережья. И не только парней, но и девушек. Все они умели не только учиться, но и развлекаться. А в Виктории было где развлечься. И этот опыт стал не менее важным для Гриши, чем науки.

Всему на свете, однако,приходит конец, в том числе и беззаботной свободе.

Его день теперь начинался с рассветом, а заканчивался после заката. Ему пришлось работать без продыху. Несмотря на свой возраст и старые раны, Алексей Петрович Тропинин проявлял необычайную активность. Его интересы простирались от острова Эроманга, что недалеко от Австралии до Форта Восточного на Зеленой реке последи дальних пустошей Америки, от поисков пропавшей экспедиции Лаперуза до разборок между российскими пушными компаниями в северных пределах Аляски. Интересовала его и европейская политика, дела в Индии и Китае. Проклиная всякий раз медлительность сообщений он перечитывал доставленные через Кантон европейские газеты, или выпрошенные у бостонских моряков газеты американские. Некоторые заметки переводил и отправлял в местную газету «Виктория».

Алексей Петрович хотя бы по разу в неделю встречался с каждым членом правления Складчины, если тот вообще находился в городе. С многочисленными секретарями, приказчиками, отвечающими за тот или иной участок работы, он встречался почти каждый день. Вопросов возникало много и не во всех ещё Гриша до конца разобрался. Встречалось среди них много рутины — списки, расходы, собрания. Но некоторые вещи открывали перед Гришей новый мир.

Одной Складчиной дело не ограничивалось. Тропинин не случайно считался самым богатым человеком Виктории, да и сам в шутку называл себя магнатом. Различных предприятий за ним числилось не меньше дюжины и столько же принадлежали его родственникам и свойственникам. Верфи, домны, шахты, железноделательный и литейный заводы, химическая фабрика, оружейная, железная дорога. Ну и кроме того он владел долями в нескольких торговых компаниях с почти полусотней шхун.

Ещё больше предприятий хотя и не принадлежали Тропининым или Чекмазовым, частенько нуждались в советах Алексея Петровича. Там стояло оборудование, созданное фабриками Тропинина, воплощались идеи Тропинина, вращались его капиталы. Стекольный завод, кирпичный, городская канализация, газовое освещение, даже прачечная — всюду он приложил свою руку. Иногда казалось, на Алексее Петровиче держался весь их небольшой мир, и Гриша быстро понял, почему тот нуждался в помощнике с хорошей памятью.

Первые дни ему приходилось тяжело. Новые знания не текли ровным потоком, как в книгах, на лекциях в Университете или уроках в школе. Алексей Петрович был воплощением хаоса. Он начинал разговор с какой-нибудь важной технической мелочи, перескакивал на кредит, на финансы, на экономику вообще, затем на общество, на отношение с индейцами, потом вспоминал какую-то историю из жизни или из книг, и вновь возвращался к техническим деталям, а потом вдруг начинал говорить об Англии.

Хорошая память тут помогала мало. Многое Тропинину казалось само собой разумеющимся, так что он даже не задерживался, чтобы объяснить, а Гриша попадал как кур во щи.

— Меня нервирует эта ваша способность всё запоминать с одного раза, — сказал однажды Тропинин. — Всё время кажется, что вы манкируете обязанностями. И если бы не слова Варвары Ивановны… впрочем дело не только в этом. На тот случай