Муля не нервируй… Книга 6 - А. Фонд

А они пристали ко мне канючить роли.

Я терпел, терпел, и не выдержал:

— товарищи днвушки, где я вам всем столько ролей наберу?

— Но Алле нашёл же!

— Так была всего одна роль такая. Она первая спросила. Откуда же я знал, что вам это интересно.

— Очень интересно!

Я актрисой быть хочу! Знаменитой. И чтобы толпы поклонников мной восхищались, — размечталась Катя Лапина, а потом ножиданно добавила, — только мне не нравится, что на жаре по три часа торчать надо. Я бы лучше в номер полжать пошла. А они пусть бы дублёров взяли.

Мда. С таким подходом и отношением, ничего ей в жизни не светит. И чем она думает? Я, конечно, понимаю, её мать работает в о тделе государственного бюджета и отчетности Министерства финансов СССР, она всю жизнь в шоколаде. Но только эта мать скоро уйдёт на пенсию. И что потом Катя делать будет? Ладно щ, если удачно замуж выскочит. А если нет?

Я пошёл гримироваться. Но не успел сделать и двух шагов, как дорогу мне преградил Тельняшев:

— Слышь, пузырь, — растягивая слова на блатной манер, протянул он, — ты от моей девушки отстань. Пока по-хорошему говорю. А будешь возле неё виться, я тебе сразу весь твой жир на уши намотаю. Ты меня понял, рыло?

— А у тебя даже девушка есть? — не выдержал я.

Так-то, есди по-хорошему, надо было бы промолчать, не обострять конфликт, но я не смог почему-то. Уж больно этот наглый маменькин сынок меня достал за эти дни.

Тельняшев побагровел и зло сказал, словно выплюнул:

— Да я тебе за такие слова уши на жопу натяну, урод жирный!

Ну всё, достал. Я ловко схватил его за руку на болевой так, что он аж выгнулся и рухнул передо мной на колени.

— Так что ты там говорил? — ласково улыбаясь сквозь зубы, спросил я, — кто там жирный?

— Ой, отпусти! Отпусти, пожалуйста… — заблажил он.

— Не слышу?

— Урррод…

— Что ты там плачешь?

— Бубнов, извини, я пошутил! Извини меня, пожалуйста!

— Вот так-то, — чтобы люди не смотрели, я отпустил его, ласково улыбнулся и потрепал по щеке, словно собачонку:

— Если ещё захочешь пообщаться — подходи, не стесняйся. Я всегда рад.

— Зря вы с ним так, — вздохнула Лапина, которая как бы случайно оказалась рядом. — Мерзкий тип. Хотя Болдырев тоже такой. Если н хуже. Вот бы вы его на колени вот так же поставили!

Мда. Высокие отношения у ребятишек. И главное — товарищеские.

Меня загримировали, и я играл пожилого крестьянина. Роль у меня была не сложной, но важной. Я должен был косить траву на поле. При виде немецких солдат, я должен был заорать, бросить косу и, потрясая руками, изо всей мочи бежать в село, чтобы предупредить односельчан.

Гримёрша, высокая статная женщина лет сорока пяти, что как известно баба-ягодка, начала методично красить мне лицо чем-то липким и противным.

— Фу, — прокомментировал весь процесс я.

— Зато этот грим не тает на солнце и не скатывается, — сказала Рина Зелёная, которую гримировали на соседнем кресле. — Это просто мечта, а не грим!

Меня аж передёрнуло. Хорошо, что я не актёр. Ходить каждый день в такой липкой дряни — я бы повесился.

Подошёл Франце Штиглиц, который сегодня руководил на этой площадке и сказал:

— Я смотрел предварительно отснятые кадры. Мне кажется, что это будет нечто невероятное! Иммануил, вам удалось сделать невозможное…

— Благодарю, — улыбнулся я, — мы сделали это все вместе. Вы, Йоже Гале, я, все актёры, гримёры, звукооператоры, костюмеры… это наш общий труд.

— Без тебя, Муля, этого проекта н было бы! — поддакнула со своего места Рина.

— Рина права, — вернул мне ещё более лучезарную улыбку Франце Штиглиц и добавил, — Иммануил, я хотел вас попросить. Небольшая такая просьба.

— Сделаю, что в моих силах, — дипломатично ответил я, в душе надеясь, что он сейчас попросит что-нибудь лёгкое и ненапряжное.

— Это маленькая несложная просьба. Но очень важная. Понимаете, я ещё веду мастерскую для актёров. И рассказываю им самые уникальные случаи. И про уникальных людей. Я про вас им рассказывал. И этот мой рассказ вызвал большой интерес. Можно ли вас просить принять участие в ближайшем моём занятии и выступить перед моими студентами? Немножко рассказать о себе, о том, как возникла идея этого проекта и ответить на их вопросы. Это для них очень важно…

— И даёт мощную мотивацию, — подхватил я.

А в душе аж огонь зажегся. В той, мой прошлой жизни я делал большие деньги, будучи коучем и преподавателем. Я, кстати, даже научную степень получил по педагогике. И я просто обожал свою работу. А тут такая возможность. И у меня даже мысли не было отказаться.

— Так вы согласны? — просиял Франце Штиглиц.

— Согласен, — кивнул я, — вот только согласовать надо…

Я сделал паузу.

— Понимаю, понимаю… — хмыкнул Франце Штиглиц, — я буду ждать вашего решения.

Я заменил холщовую рубаху на пёстрый плащ и большую широкополую шляпу — теперь я должен был играть пастуха, и пошёл на площадку.

Но меня переловила Рина Зелёная.

— Муля, — сказала она тревожным голосом, — я с тобой поговорить хотела.

Я чуть не взвыл. Да когда же это кончится?!

— Говори, только быстро, — выдавил из себя я, — мне бежать надо.

— Я про Мишу…

— А что с Мишей?

— Я вчера видела, как он поздно вечером вернулся изрядно пьяным. Поговори с ним, — наябедничала Рина и побежала на съемочную площадку.

А я скрипнул зубами. Вот гад! Клялся же, что завязал! Убью гада!

Как отметил потом Франце Штиглиц, раненого пастуха я играл с неистовой яростью.

Только-только мы закончили снимать эту сюжетную арку, как на площадке появилась Изабелла. При виде мня, она сказала виноватым голосом:

— Я тут подумала… Всю ночь не спала… в общем, я хочу помириться с Фанечкой. Я даже извиниться готова.

Глава 10

Тот факт, что две старушки-веселушки (Фаина Георгиевна и её сестра Изабелла) таки помирились, сильно меня порадовал. И вот с таким вот хорошим и даже слегка приподнятым настроением я вошёл в аудиторию, где обычно проводил свои мастер-классы Франце Штиглиц.

Он прямо с утра заехал за мной в гостиницу и сразу повёз сюда.

Что интересно, свои мастер-классы и лекции он проводил не в институте, не в киностудии, как я ожидал, а в здании Национального театра. Пышное нео-барокко театра, конечно, восхищало. Театр реставрировали после бомбардировок в 1941 году, и сейчас он представлял величественное зрелище.

Но насладиться архитектурой мне не