Слуга Государев 2. Наставник - Денис Старый

узнает и без твоей подсказки, — сказал я и попробовал улыбнуться, чтобы показать свое дружелюбие. — Пойдем в мои покои, расскажешь о себе. Может, придумаем, что с тобой делать.

— Позором покрыть меня желаешь, полковник? — с опаской спросила Анна, однако все же поплелась за мной. — Как это с мужем в ночи быть?

— Тогда оставайся! — сказал я и ускорился, будучи уверенным, что девица бежит за мной.

Между тем, Крестный ход закончился. Продолжались приготовления к очередной вылазке к боярским усадьбам. Эти действия стрельцов красноречивее любых слов говорят в пользу того, какие намерения у людей, и что слова патриарха не такое уж и влияние имеют на людские умы.

Сверху, выходит, взывают к миру, а мы готовимся совершить новое «путешествие». И оно так же наверняка не закончится без боя.

— Сказывай, что да как! — потребовал я от Анны, когда оказался в своей комнате наедине с ней.

Девушка же первым делом нашла на сундуке две толстые свечи и запалила их от той, что уже зажёг я. Нерациональный, однако, расход «электроэнергии»… Ну да ладно, боится, видимо, в темноте со мной оставаться.

— Вот, изнова все токмо и станут говорить, что я… падшая, — сетовала Анна, присаживаясь на край кровати.

Девушка улыбнулась какой-то вымученной улыбкой, тяжело вздохнула и начала свой рассказ.

Оказалось, что девочку когда-то схватили при ответном набеге казаков на ногайцев. И она, еще будучи ребенком, прислуживала в Кремле. К царственным покоям ее, конечно, не допускали. Так и стала она прислуживать главному стряпчему Кремля, а, вернее, его третьей дочери.

— И чего ты хочешь? Более не прислуживать Настасье? — спросил я, то и дело выглядывая в коридор.

Что-то Прохор задерживается.

— Не могу я боле. На меня заглядываются более, чем на нее. Думаешь, полковник, первому тебе я глянулась… Оттого девка с ума сходит. Ни про што бьет — живога места вскорь не будет на мне. Коли ты попросишь стряпчего да пообещаешь ему чего, так он отдаст меня тебе, — раскрывала суть своего плана девушка.

— И ты досталась Настасье вроде бы как и не по чину? Девочкой взяли и для потехи к царю отправили, как дань победы над одним родом ногайским? — подвел я итог разговора.

Признаться, меня уже больше волновал вопрос, почему Прошка не приходит, а не будущее Анны. Конечно, она все также привлекательна, но, как известно, «первым делом самолеты»…

— Что ж. Оставайся здесь. Не бойся, что о тебе дурное скажут, — успокоил я Анну, начиная переодеваться в «стрелецкое».

— Отбоялась я уже. Да и Настасья, словно сорока та, понесла в клюве весть, что я легла под тебя, — обреченным голосом говорила девушка. — Сразу идти не нужно было до тебя, в дом не входить. А нынче… Чего уж. Все знают.

Ох уж эти женские интриги! Даже до конца и не понимаю, зачем я в это все ввязываюсь. Конечно, можно брать девушку «с прицепом», когда «прицеп» — это шлейф проблем, что тянется за девицей. Но это если она…

Например, если она — любовница или же возлюбленная. Я окинул Анну оценивающим взглядом. Так ли? Мой организм возликовал, говоря «Да». Разум же одернул и посоветовал не торопить события.

— Оставайся здесь. А еще лучше вот что — найди, что мне поесть. Думаю, мне, как полковнику, не откажут, — сказал я и спешно вышел.

И все-таки Прохора нет уже слишком долго. Я чуть ли не бегом направился к конюшням, где должна была стоять карета патриарха. Именно туда я и отправлял своего помощника.

Вышел из терема, с удовлетворением для себя отметил, что стоит караул. Ну, как стоит — сидит, лясы точит. Но находится же на месте. Эхе-е-е. Очень у меня много работы впереди. Как вот это разгильдяйство побороть?

— Егор Иванович, — окликнул меня дядька Никанор у входа в терем.

— Спешу я шибко, — отмахнулся я от сотника. — Все после, дядька.

— Долю твою в серебре куда несть-то? — прокричал мне вслед старый стрелец.

— В покоях моих девица будет. Приставь стрельцов к ней, кабы никто не забежал, и серебро в покоях оставь такоже! — выкрикнул я, не останавливаясь.

— Девица! Где ж ты ужо девицу нашел? Охальник! — прокричал Никанор, но отвечать я ему не стал.

Возле одной из кремлевских конюшен, рядом с Каретным двором, я увидел четырех монахов. И стояли они странно, группой, будто что-то или кого-то обступили. Сразу и не рассмотреть, но закрались подозрения…

— А ну расступись! — повелительным голосом потребовал я.

Меня не послушали. Двое монахов повернулись в мою сторону. Одного из них я признал. Это был тот самый незнакомец с повадками военного, что подходил ко мне в храме.

— Стой, полковник! Не можно тебе идти туда. Все ружье свое отдай и жди воли владыки! — потребовал монах.

Нельзя поднимать руку на священнослужителя! Но в этом человеке я видел не монаха и не батюшку, передо мной был явный вояка. Вон и теперь руки вперед выставил, намереваясь взять меня в захват.

Кто ж ты такой?

Рука мужика потянулась к моему кафтану. Я ее перехватил, стал выкручивать на болевой прием. Никто не может так вести себя со стрелецким полковником! Думать о том, стоит ли обострять, было поздно — я уже увидел на земле избитого Прохора. А за своих людей нужно всегда горой стоять. Иначе как ждать, что тебе так же будут верны? В любом мужском коллективе так. Один раз с пацанами в соседнее село драться не пойдешь, и все, ты вне общества.

— И-ух! — мощный кулак устремился мне в лицо.

Одна рука монаха была уже заведена на болевой, но он всё же, не переменившись в лице, умудрился выгнуться и пытался ударить меня другой своей лапищей.

Уворачиваясь, вынуждено отпускаю руку монаха.

— Бамс! — удар моего колена в голову ряженому бойцу получился такой, будто палкой ударили о пустую бочку.

Монах упал на спину. Готов — нокдаун. Я тут же сделал два шага назад, извлек шпагу.

— Стоять всем! — выкрикнул я, водя клинком из стороны в сторону.

Сражённый мной монах начал подниматься, но при этом поднял руку кверху, призывая своих бойцов отступиться. Они же сперва настроены были решительно. Но с ножами… Без сабли или другого серьезного «ножичка». Хотя я был почти уверен, что сейчас начнут задирать рясы, извлекая