Слуга Государев 2. Наставник - Денис Старый

Но первый этап сражения явно остался за мной. Да, противоборствующая сторона не ожидала не то что сопротивления, а самой моей атаки.

Насколько он будет готов к продолжению сражения? Или же вся ситуация разрешится дипломатическими усилиями, — время покажет.

Ну а если это время есть, то мне нужно озаботиться тем, чтобы заиметь союзников, усилиться самому. И непременно готовиться к самому худшему.

Владыка показал, что, в принципе, и было понятно до этого: что в политике, а он самый что ни на есть политик, все методы хороши, если они эффективны. И если захотел убрать Хованского, даже сказал об этом — то в его голове по-любому возникла мысль и о том, чтобы отправить на суд Божий меня.

Единственное, что его останавливает это сделать в самое ближайшее время — бумаги.

— Владыко, благослови! — сказал я и склонил голову.

Патриарх с недоумением посмотрел на меня. Какое благословение, если он убить меня хочет? Значит, придётся либо попуститься совестью и всё-таки благословить, или же обнажить свои намерения.

— Ступай, сын мой, прими моё благословение, — не сразу сказал патриарх, медленно, будто сам себе сопротивляясь, осенив меня крестным знамением.

Выходил я из покоя патриарха с гордо поднятой головой. Именно таким, не сломленным, но даже победителем, должны увидеть люди Патриарха. Уверен, что слухи о моём разговоре с Владыкой очень скоро расползутся.

Я спускался по лестнице со второго этажа и чувствовал на себе взгляды. Если кто-то тайком подглядывает, то он же тайком и подслушивал. И было бы недальновидно предполагать, что тот же Матвеев не поставил наушников и за Патриархом, и за мной. Может, и другие силы не бездействуют.

* * *

Патриарх сидел хмурым и тяжело дышал. Нет, его не мучили приступы одышки. Дышать ему не давала вся тяжелая, огненная масса гнева, что пришлось владыке сдерживать внутри себя.

Как только вышел полковник, в покои патриарха вошёл верный его соратник и помощник, Иннокентий.

— Владыко, токмо прикажи, — сказал вошедший.

Иннокентий сразу понял многое — и что с патриархом, и каким был разговор у главы Русской православной церкви с каким-то там выборным полковником, словно бы казачьим атаманом.

— У него… у того стрельца мои письма, — сказал патриарх.

Иннокентий повёл бровью, но не слишком посмурнел.

— Токмо ли все письма, кои были до бунтовщиков? — с надеждой спросил Иннокентий. — Али еще что?

— Нет, в ларце не достаёт письма от патриарха Константинопольского Иакова, — сказал глава Русской православной церкви.

Вот теперь Иннокентий опешил. Да, письма, что были адресованы бунтовщикам, как и те, которые они присылали, — это, безусловно, всё опасно. Но опасно для патриарха Иоакима как политика. Но письмо от Патриарха Константинопольского! То словно факел близ бочки со смолой, и это для Патриарха русского, как первосвященника.

Иоаким больше ничего не сказал про то письмо, но само его существование уже может приниматься, как прямая измена русскому отечеству. И это такой козырь, который, окажись в руках старообрядцев, мог взорвать умы всех бояр, кои только радеют за русскую державу.

Константинопольский патриарх Иаков просил своего брата во Христе сделать всё, чтобы Россия не вмешивалась в грядущий конфликт между Османской империей и христианским миром, прежде всего католиками. Мол, если победим эту католическую ересь, пусть даже и превращая латинянские храмы в мечети, то всё едино — всем будет хорошо.

На Руси латинян не любили. Хотя в последнее время несколько смягчили отношение к католикам. Но страх перед исламизацией Европы пересиливал ненависть к латинянам. Да и многие придворные уже подверглись влиянию западной культуры, иные так и вовсе бороду бреют. А вот мусульман, с которыми ассоциировались зверства крымских татар, не любили и боялись пуще всех иных.

Да и сами турки, которые потворствуют разграблению южных рубежей русской державы — злейший, подлый враг.

Да, взамен Константинопольский патриарх Иаков обещал содействие в деле вызволения православных из рабства. Не бесплатно, конечно, выкупая христиан за русские деньги, скорее всего и немалые. Но… всё же. Порой даже с деньгами нелегко договориться, чтобы выкупить православных.

— Этот полковник даже не уразумеет, что у него в руках, — попытался обнадёжить и себя, и патриарха Иннокентий.

— Этот ли? Сдаётся мне, что он разумеет то, что и мне не подвластно. Кто он? Может так статься, что и… Почивший государь наш Фёдор Алексеевич, и тот зрил на меня с большим почтением, — усмехнулся Патриарх.

— Неужто ты думаешь, что царь-батюшка наш Алексей Михайлович наблудил? Разве ж было у него окромя жен? — Инокентий ахнул, сам испугавшись своей догадки.

— Нет… — с сомнением произнес патриарх. — Нет жа! Знать об том я должон! Но глядит полковник… Ну как Алексей Мих… Да нет жа!

Наступила пауза. Оба теперь раздумывали, мог ли Алексей Михайлович иметь детей на стороне. Мог. Были ли случаи? Редко, и так… Пока жена в тягости и нельзя с ней возлегать. Но ведь может… может быть царская кровь. Иных и служанок отправляли в деревни, чтобы пузами своими не светили. А от кого пузо, кто его знает.

Кровь — не водица, она проявляется. И то, что Егор Иванович на самом деле — не Иванович, а Алексеевич, может объяснить и резкое возвышение полковника. И то, что ему подчиняются, молодому, безбородому. И что смотрит-то он на патриарха, словно на равного. Все объясняет. Отцовский норов поможет пробиться из грязи, хоть бы и в князи.

И все же…

— Послать Архипа? Что, коли гостевой терем сгорит? А вместе с ним и бумаги, и полковник? — размышляя, Иннокентий предложил самый напрашивающийся вариант решения проблемы.

— Пожару возрасти не дадут. Полковник дозоры поставил. И сдаётся мне, что бумаги он припрятал. Если что — то они попадут в руки Матвееву или Нарышкиным, — покачал головой патриарх. — Да и если он сын Алексея Михайловича?

Оба ещё немного помолчали, размышляя, что же теперь делать.

— Пущай живёт. Он жа заноза не токмо для меня, но и для бояр. Они сами его сожрут. А пройдёт час, так и бумаги мне возвернёт, — сказал патриарх, начиная раздеваться и готовиться ко сну. — Пущай наставничает хоть Петру, да хоть Ивану заодно! Когда бояре поприжмут Егорку-полковника, он к кому же — ко мне прибежит. Если такого удалого под своё крыло взять, так и на Петра влиять стану, и бояр