Частица тьмы - Тери Терри

— Ты обманываешь.

— Ну, то есть ничего, о чем я собираюсь вам рассказать. Давайте, отвлеките меня, расскажите, что вы делаете.

Беатрис улыбается.

— Мы скоро уйдем на несколько километров отсюда и проверим, сможем ли по-прежнему участвовать в единении сегодня вечером. Если получится, пойдем дальше, потом еще дальше. — Она в радостном предвкушении.

— Да. Восхитительно, правда? — говорит Елена. Она тоже взволнована. — Интересно, как оно будет, если получится?

Никто не знает, и мне, несмотря ни на что, тоже любопытно и интересно попробовать.

Они вскоре уходят вместе с еще несколькими членами общины, которые знают дорогу на ферму. Мне грустно расставаться с ними, особенно с Беатрис, но я стараюсь ей этого не показывать.

Я брожу между библиотечных стеллажей, ищу чего-нибудь, чтобы отвлечься. Что-нибудь, на что глаз упадет… молекулярная генетика? И тут я вспоминаю, как изменила генный код, отвечающий за волнистость моих волос, чтобы сделать их прямыми.

А я еще говорила Ксандеру, что не уверена, следует ли нам менять себя, даже если предположить, что такое возможно, хотя сама уже это сделала. Будет ли изменение в моих волосах постоянным, или волосы, когда отрастут, вернутся в прежнее состояние? Если это навсегда, то какой ген унаследуют мои дети, если они у меня будут, прямых волос или волнистых? Если это так, что ж, я уже эволюционировала в соответствии со своими желаниями.

Заинтригованная, просматриваю один том за другим. Я уже нашла генетику увлекательной, и все гораздо сложнее, чем то, чему нас учили в курсе биологии в школе. Большинство вещей не просто закодированы одним геном. Не какой-то один ген делает человека, к примеру, высоким; это целый набор генов, которые взаимодействуют между собой, и на всех них оказывает влияние то, что происходит с человеком в той среде, где он растет, что он ест и так далее. И если не все, то большинство сложных характеристик именно такие.

И, несмотря на нежелание думать сейчас о чем-то серьезном, я поневоле возвращаюсь к своим вопросам. Почему некоторые люди невосприимчивы и обладают иммунитетом? Все остальные, подвергшиеся инфекции, заболевают, большинство умирает, но некоторые, пусть немногие, все же выживают? Кроются ли ответы на оба вопроса в генах?

Быть может, что-то такое запрограммировано в их генах, что дает им возможность выжить. Может быть, если бы мы посмотрели на наши ДНК и сравнили их с ДНК остальных, то смогли это найти.

Я настолько поглощена своими мыслями, что не обращаю внимания ни на какие звуки, ни на входящих и выходящих людей, пока, наконец, в мое сознание не проникает чье-то деликатное покашливание рядом. Поднимаю глаза — это Перси, мой позавчерашний гид.

Она улыбается.

— Не хотела прерывать. Ты выглядела такой сосредоточенной.

— Ничего. Что случилось?

— Время обедать.

Только теперь я замечаю, что все уже ушли.

Мы с Перси идем вместе.

— Опаздываем? — спрашиваю я.

— Почти. Но вряд ли мы будем последними.

— Последней будет Септа.

Перси делает большие глаза.

— Да, — шепчет она, словно замечать это возмутительно.

Думая о Септе, я нервничаю. Я не видела ее с прошлой ночи, когда мы с Ксандером оставили ее с Келли. Провела ли она с девочкой весь день? Вчера она была очень недовольна мною. Но нервозность уступает место приятному возбуждению, предвкушению нового слияния и желанию посмотреть, что произойдет.

Когда мы подходим к дверям, то замечаем, что сегодня нас меньше примерно на четверть. Неужели так много людей ушло с Еленой и Беатрис? И за главным столом тоже несколько пустых стульев. Мы входим, и Ксандер жестом приглашает Перси подойти со мной и сесть за стол вместе с нами. Девушка в восторге. По желанию Ксандера она садится рядом с ним, а я — рядом с Перси.

Септы еще нет — снова опаздывает.

Она появляется в дверях последней и идет не спеша, хотя все ждут только ее. У нашего стола останавливается, окидывает взглядом новый порядок рассадки.

— Садись здесь, рядом со мной, — говорит Ксандер, указывая на пустой стул по другую сторону от него. И налет раздражения на ее лице обращается в улыбку удовольствия.

— А почему нас сегодня так мало? — спрашивает она.

— Елена с Беатрис ушли на ферму, — отвечает Ксандер, — экспериментировать с максимальным расстоянием для единения.

Септа вскидывает бровь.

— А остальные?

Между ними происходит быстрый безмолвный диалог, потом ледяной взгляд Септы в мою сторону. Неужели это решение было принято без ее участия? Слишком поздно пытаюсь спрятать самодовольную улыбку; мне надо, чтобы она была на моей стороне — помочь Келли, — и я обещаю себе позже подольститься к ней.

Ксандер явно веселится, и меня вдруг осеняет: неужели он намеренно не только отстранил Септу от принятия решения, но даже не сообщил ей о нем? Ему как будто доставляет удовольствие выводить ее из равновесия, чтобы посмотреть, как она станет реагировать.

Но потом он берет ее руку в свою, и лед тает. Она улыбается и звонит в колокольчик. Обед начинается.

После ужина Ксандер, Септа и я, как выжившие, соединяем наши мысли первыми, но в этот раз, вместо того, чтобы присоединять тех, кто рядом, мы простираем наш коллективный разум вдаль, к Беатрис и Елене. Поначалу ничего не получается, и наши мысли окрашивает разочарование: неужели не выйдет?

Но затем знакомое прикосновение доходит до меня: это Беатрис. Поначалу связь едва ощутима, но набирает силу, когда к ней присоединяется Елена. А когда мы объединяемся с Ксандером и Септой, крепнет еще больше.

Потом мы вовлекаем остальных. Вдох, выдох, вдох, выдох одновременно, и сердца начинают биться в унисон. Все члены общины — и те, что здесь, и те, которые с Еленой и Беатрис — сливаются в едином сознании.

И сегодня, простирая наш объединенный разум к деревьям, насекомым, животным, птицам мы идем дальше и дальше. Между нами и фермой протекает река — мелькание амеб, водяных насекомых и рыб. Звери в лесу, недосягаемые для нас прежде, присоединяются к нам и замирают на месте, гадая, кто мы и что.

Ничего подобного никто из нас не испытывал, мы устремляемся за пределы обыденного, и все наши эмоции, вся наша радость как будто прирастают к земле и ее кладовым.

Это так изумительно, что я почти забываю про защитные барьеры и, наверное, забыла бы совсем, если бы не постороннее вторжение, чужое прикосновение. Это Септа. Пытается проникнуть внутрь, хочет узнать меня — узнать от и до. Никак не ожидала, что я поймаю ее.