Злая. Сказка о ведьме Запада - Грегори Магуайр

разговаривали друг с другом. Галинда была чрезвычайно занята, налаживая связи с девушками, которые гораздо лучше подходили на роль её соседок. Она твёрдо намеревалась сменить комнату на зимних каникулах или, в крайнем случае, следующей осенью. Поэтому Эльфаба раз за разом оставалась одна, а Галинда беззаботно упархивала прочь сплетничать со своими новыми подругами: Миллой, Пиффани и Шэн-Шэн. Каждая её новая приятельница была богаче предыдущей – в точности как в детских книжках о закрытых школах.

Сначала Галинда не упоминала, кто её соседка по комнате. Да и Эльфаба никак не проявляла, что ищет её общества, – и это было большим облегчением. Но было понятно, что рано или поздно сплетни пойдут. Первая волна обсуждений Эльфабы затронула её гардероб и её очевидную бедность, словно её сокурсницы считали ниже своего достоинства замечать её болезненный, прямо-таки тошнотворный цвет лица.

– Кто-то говорил, будто мадам Глава в первый день озвучила, что мисс Эльфаба носит фамилию Тропп и является третьей наследницей Нест-Хардингс, – заметила Пиффани. Она также была из Манникина, но низкого роста, не такая высокая, как представители семьи Тропп. – В Нест-Хардингс и даже за его пределами Троппов очень уважают. Владыка Тропп собрал местное ополчение и разрушил Дорогу из жёлтого кирпича, которую повелел проложить Регент Озмы, когда мы все были маленькими – ещё до Великой революции. И, естественно, ни у Владыки Троппа, ни у его жены и всей семьи, включая внучку Мелену, не было никаких грубых изъянов, это уж точно.

Под грубыми изъянами Пиффани, конечно, подразумевала зелёный цвет кожи.

– Но как пали сильные мира сего! Она вечно ходит в обносках, как бродяжка, – вступила в разговор Милла. – Вы видели её платья? Это же полная безвкусица! Её матушку следовало бы уволить.

– Я почему-то думаю, что у неё нет собственной матушки-компаньонки, – сказала Шэн-Шэн.

Галинда, которая знала это наверняка, промолчала.

– Но ещё прозвучало, что она долгие годы жила в Краю Квадлингов, – продолжила Милла. – Может быть, её семью сослали туда как преступников?

– Или они незаконно торговали рубинами, – предположила Шэн-Шэн.

– Тогда где же их богатство? – вскинулась Милла. – Те, кто незаконно торговал рубинами, весьма преуспели, мисс Шэн-Шэн. А у нашей мисс Эльфабы и двух грошей позвенеть в кармане не найдётся.

– Может быть, это такой религиозный обет? Жизнь в бедности? – высказала предположение Пиффани, и от этой чепухи все девушки хором захихикали, запрокинув головы.

При виде Эльфабы, которая зашла в хлебную кладовую за чашкой кофе, они вновь разразились смехом. Соседка Галинды даже не взглянула в их сторону, зато остальные студентки на них косились. Каждая девушка, не включённая в их кружок, втайне жаждала приобщиться к их веселью, и от этого четыре новые подруги чувствовали себя ещё более восхитительно.

Галинда медленно осознавала, что учиться придётся по-настоящему. Прежде она считала поступление в Шизский университет прямым свидетельством собственной исключительности и верила, что её красота и умение изрекать остроумные афоризмы послужат лучшим украшением учебных зал. Теперь, оглядываясь назад, она печально констатировала, что ей хотелось быть своего рода живым мраморным бюстом: «Вот Юное Воплощение Мудрости, Восхищайтесь Ею, Разве Она Не Прекрасна?»

Галинда даже не задумывалась, что придётся ещё чему-то учиться и, более того, от неё будут этого ожидать. Конечно, образование, которое интересовало всех новеньких студенток, не имело никакого отношения ни к требовательной мадам Моррибль, ни к пространным лекциям, которые читали с трибун профессора-Животные. Нет, девушки жаждали не уравнений, цитат и речей – им был нужен сам Шиз. Большой город. Бурливый широкий поток, в котором органично сливались воедино жизнь материальная и духовная.

К большой радости Галинды, её соседка никогда не принимала участия в вылазках, которые устраивали матушки. Поскольку девушки часто останавливались в трактирах на скромные трапезы, их еженедельные походы за глаза прозвали «Обществом похлёбок и прогулок». Университетский район пылал красками осени: увядающим листьям вторили флаги студенческих сообществ, развевающиеся на крышах и шпилях башен.

Галинда жадно разглядывала архитектуру Шиза. Местами, в закрытых дворах колледжей и на боковых улочках, ещё встречались самые старые из уцелевших жилых построек – древние дома с глинобитной кладкой и каркасными балками, которые, словно скованные параличом старухи, держались лишь благодаря своим более крепким и молодым соседям. Затем, с головокружительной скоростью сменяя друг друга, следовали образцы бесподобной красоты: за кровавой яшмой Средних Веков шёл Ранний и более причудливый Поздний Мертик, который тут же вынужден был уступить строгой симметрии и сдержанным линиям Галлантизма. А тому на смену уже спешил Галлантизм Возрождённый с его нагромождением арок и изломанных фронтонов, и дальше подряд – синий камень Возрождения, пышный Имперский Пафос и Индустриальный Модерн, или, как язвили критики в либеральной прессе, Стиль Высокореакционного Упадка. Последнему отдавал предпочтение сам Волшебник Страны Оз – приверженец всего современного.

Однако помимо архитектуры, развлечения были, конечно, довольно скромными. Хотя один примечательный случай запомнился всем девушкам из Крейг-холла надолго: старшекурсники из Колледжа Трёх Королев, что стоял по ту сторону канала, из озорства или на спор среди дня напились пива, наняли Белого Медведя со скрипкой и затеяли танцы под ивами. Из одежды на участниках были только весьма облегающие кальсоны и студенческие шарфы. Это было восхитительно языческое действо, поскольку парни установили на трёхногом табурете старинную потрескавшуюся статую Лурлины, Королевы Фей, и в её улыбке как будто проглядывало одобрение их свободному веселью. Девушки и их компаньонки изображали шок, но довольно неубедительно; они не спешили уходить, наблюдая за происходящим, пока не подоспели переполошившиеся прокторы из Трёх Королев, чтобы разогнать гуляк. Публичная нагота просто нарушает общественный порядок, но вот прилюдный лурлинизм, пусть даже в шутку, уже граничит с возмутительно реакционной, если не откровенно монархической выходкой. А во времена правления Волшебника такое не прощалось.

Однажды субботним вечером, когда матушки получили редкий выходной и отправились на собрание Культа наслаждения на площади Тикнор, Галинда поссорилась с Пиффани и Шэн-Шэн из-за пустяка, после чего, сославшись на головную боль, ушла в спальню раньше обычного. Эльфаба сидела на своей кровати, укутавшись в казённое коричневое покрывало. Она, как обычно, сгорбилась над книгой. Длинные волосы ниспадали по обе стороны лица. Она напоминала Галинде гравюру из книги по естественной истории, – непонятных горных женщин из Диккуса, или как его там, которые заматывали платком практически всё лицо. Эльфаба грызла сердцевину яблока, видимо уже съев всю мякоть.

– И уютно же вы тут устроились, мисс Эльфаба, – с вызовом заметила Галинда. За три месяца это была первая попытка светской беседы с соседкой.

– Впечатление обманчиво, – буркнула Эльфаба, не отрываясь от книги.

– Я не помешаю, если сяду у камина?

– Если сядете прямо там, закроете мне свет.

– Ох, простите, – сказала Галинда и отодвинулась. – Нельзя же загораживать свет, когда столь важные слова ждут,