Фантастика 2025-150 - Иван Катиш

Я уже три дня жил в комнате совершенно один. Баклан так и не вылез из Териберки, опасаясь бросить Кулбриса с Ралиным без присмотра. Кулбрис сообразил, что Баклан нарисовался в Териберке ради него, но, как точно будет выглядеть сделка, пока не догадался. О деньгах и условиях они договорились с Вальтоном сами, нам осталось только привезти пингвинов. За ними и уехал Дима.

С пингвинами нам, можно считать, повезло. Их двадцать лет назад разрешили держать в домашних условиях. С тех пор как вывели особо дружелюбную разновидность пингвинов Гумбольдта. Назывались они банально — Гумбольдт-два, и вся наша акция пришлась питомнику необычайно кстати.

Питомник, который случайно оказался в собственности у одного из многочисленных Диминых друзей, превысил квоту на две особи, и им надо было куда-то деть лишних до проверки. Ближе к весне они планировали продать десяток подрощенных особей в дельфинарий, и тогда лишнюю пару можно было бы вернуть на место. Димин друг, когда услышал нашу историю, хохотал как безумный, и сказал, что он отдаст их даже бесплатно с условием возврата. Мы возьмем на себя только дорогу.

Поскольку в этой истории уже по уши сидел Вальтон, мы подключили его к разговору. Ему эта идея тоже понравилась, поскольку он тоже не собирался заводить себе пингвинов навсегда. А с Кулбрисом и его хотелками можно было разобраться и попозже. Как я понял, договоренность была в том, чтобы пингвины были в наличии на момент его приезда, а дальше — как пойдет.

Дима усвистал в питомник и проходил там курс молодого пингвиновода. В процессе он чуть не лишился двух пальцев: два молодых пингвина от горячих чувств чуть ему руки не пооткусывали. Но это были не те особи, которых мы планировали перевозить к Вальтону, и была надежда, что в дальнейшем эксцессов не будет.

Моя работа приобретала все более сюрреалистический характер. Элементы, произведенные с помощью оргудава, тесты блистательно прошли, получили лицензию и улетели к страждущим. Теперь надо было в темпе вальса шарашить остальные. Разумеется, было бы неплохо иметь хотя бы еще пару-тройку оргудавов, но их должен был кто-то сделать! Кто-то — это я. Но Швед мне начисто запретил заниматься самодеятельностью. А самодеятельность — это оргудавы.

Тут был нюанс: я хотел экспериментнуть с толщиной стенок трубки, чтобы выстроить последовательную цепочку инструментов для пальцев наших пострадавших. Но Швед не давал мне даже сделать копию уже имеющегося. После истории с Караваем, который так и не появился в университете, Швед был потрясающе негибок. В результате за оргудав велась битва между Ртутью, Питоном, Вороном и Мавром, а я плюнул на всех и работал голыми руками, получая от Шведа за это постоянных пинков.

Ко вторнику он меня так достал, что я укрылся под крылом Гелия в основной лабе. Под его руководством и с участием Марго мы сделали два комплекта оргудавов с разной степенью активности на нижнем конце и вручили их нашим пострадавшим. Для контроля за процессом выписали андроида Софью, которую настроили следить за состоянием Килика и Хмари, и всю эту физкультурную группу отвели в дальнюю лабу к Зиме и Марго. Оргудав с самой низкой активностью заодно производил и самые классные базовые элементы, но Гелий не дал его отжать Шведу, заявив, что пока это лечебный тренажер, а не средство производства. На что Швед, конечно же, обиделся, но обиду затаил на меня. Разумеется, на начальство обижаться никакого проку.

А потом Гелий засадил меня за создание документации по оргудаву, чтобы мы даже не думали связываться с их физическим производством, а запатентовали бы только алгоритм. И пусть кто хочет, покупает эту логику и делает сам.

Все это очень бы походило на нормальную работу, если бы не происходило в авральном режиме, когда все перед всеми виноваты. Марго утешала нас, что это временно, но я после полугода работы в инкубаторе уже не очень в это верил.

А тут еще на горизонте нарисовался Красин.

* * *

Красин со своей командой на кампусе отсутствовал, и все веселье с новыми агрегатами, сожженными руками и произведенными элементами пропустил. И теперь намерен был наверстать.

Он заявился в инкубатор в первый учебный день и нашел меня у Марго, к которой я как раз зашел спросить, как дела. Дела были пока не очень, хотя Софья зафиксировала миллиметровые улучшения в каналах у Хмари. Для двух дней практики это было, наверное, неплохо.

Доктора я больше ни разу не застал, свой присутственный день он разбил на часы и теперь приезжал в университет через день, но очень ненадолго. А я забыл попросить его перекинуть ту таблицу, которая прилагалась к кейсу Сырого Нильса. Можно было ему написать, но у меня руки не доходили взять контакт у Хмари. А то, может, мы уже знали, что все нормально.

Там меня и выловил Красин.

— Прогуливаете, — с ходу констатировал он. — Надеетесь получить конспекты?

— Нет, — мрачно ответил я.

Хотя тут я наврал. Олич клятвенно пообещала снабдить меня конспектами по круговому построению сложных комплексов, которые мы должны были изучать в этом семестре. Предмет назывался «Компактная сложность», и как все предметы в трехлетней программе представлял собой сборную солянку из трех семестровых курсов. И готовиться к зачету я опять собирался методом объединения конспекта и обработки основного учебника с помощью Софьи. Как в прошлом семестре. На лекциях я планировал появляться раз в неделю, вместо двух, чтобы не злить преподавателя совсем, и самому не беситься от просиживания штанов.

Красину я, разумеется, об этом не сказал.

— А как тогда? — уселась эта наглая скотина прямо на стол у меня перед носом.

— Удвою усилия, — пообещал я.

— Риц, вы напрасно надеетесь, что особые заслуги спасут вас от отчисления, — сообщил наш препод, жизнерадостно сияя лысиной.

— Я не надеюсь, — пробубнил я.

Спасет меня случайность, а не заслуги, я уж понял. Но об этом я тоже не сказал. Нехорошо вот только, что я пропустил на этой неделе и лекции, и семинары, но со следующей я точно со всем разберусь. Вот только доделаю документацию.

— Между прочим, сегодня Катапульта проводила проверочную работу. А вам и проверять нечего, — продолжал выедать мне мозг Красин.

Я вздохнул, изображая раскаяние. Не дать ли вам ложку, дорогой преподаватель, что удобней было питаться?

— Пока да. Но я догоню. В воскресенье начну. А как ваши исследования?