Революция - Виктор Сергеевич Мишин

в окрестности. Здесь находилось какое-то поселение, как выяснилось позднее – дачи. Разгружались вообще в какой-то чаще, позже доктор объяснил мне, что эта дача досталась ему по наследству от отца, врача и художника. Тот часто выезжал на этюды, и даже жил здесь месяцами, так как рано овдовел. В силу возраста работать хирургом, как раньше, уже не мог, вот и увлёкся рисованием. Чаща же наутро оказалась вовсе не чащей, а хорошим сосновым бором, уютно укрывавшим от посторонних глаз саму дачу. Увидеть само строение можно было лишь с воды, и то, если знать, куда смотреть, идеальная база на такой вот случай, как у нас.

С Ефимом Платоновичем расстались, как старые приятели, даром, что знакомы один день, но провернули серьёзное дело и сдружились даже. Я чувствовал себя несколько неловко перед ним, всё же именно из-за меня он был вынужден срываться с места, бросать всё и уезжать. Но оправдывал я себя легко. Возможно, именно это действие позволит семье этого человека выжить. Да, революция и беспорядки могут застигнуть его везде, но я надеялся, что беды обойдут его стороной. Хороший он мужик, поэтому я в подробностях описал ему всё то, что вскоре начнётся в стране. Он, конечно, пытался вызнать у меня, откуда я всё это знаю, но я отделывался общими фразами о том, что при любой революции, в любой стране происходит все одинаково. Массовые жертвы, беспредел, голод! Вроде поверил извозчик, по крайней мере сделал вид.

Как и чем будут жить на этой даче доктор со своей помощницей, понятия не имею. Пока я ещё тут, вроде справляемся, но времена-то какие грядут… В первый же день, как мы здесь поселились, я отправился на поиски еды. Кушать-то хочется, а где взять? Потопал пешком в Ладогу, вышло чуть более часа, неспешным шагом, значит, километров пять, может, чуть меньше. Была одна деревня по дороге, обошёл убогие домишки, целых шесть штук, скотины ни у кого нет, как люди живут? Зато договорился с одной ещё не очень старой бабулькой о картошке на посадку. Некому помогать бабуле, а огород сажать надо. Обещал завтра прийти, а она мне даст остатки посевного картофеля, что останется после посадки. Это я придумал во время разговора с ней. А что, засажу доктору огородик, всё хоть чего-то вырастет, авось лишним не станет. Этой зимой, как и в последующие, будет очень голодно.

В Ладоге магазины были, две штуки, но оба пустые, хоть спичек купил и свечей. А соли нашёл в одном, взял целый пуд, последний.

Продавец, толстый мужик, удивленно поинтересовался, зачем мне столько, сказал – огурцы солить, тот явно не поверил. Буду уезжать от доктора, себе отсыплю, без соли грустно.

В Ладоге, кстати, было довольно тихо и спокойно, деревня это вам не Петроград. Прогулялся, да и назад двинул.

К середине июня Маша, она давно разрешила так к себе обращаться, почти полностью поправилась, и надо было уезжать. Девочка не просилась к родне на юг; несмотря на возраст, она отлично понимала, что на юге происходит всё то же самое, что и здесь, то есть революция, а значит, со мною безопаснее всего. Для себя я давно решил, что заберу её, если захочет сама, будет племянницей, не зря зовёт дядей Колей.

За то время, что жили у врача Александра Владимировича на даче, я подробно изучил всю округу. Раза три в неделю бывал в Старой Ладоге, но далее не забирался. Присмотрел и выкупил у одного старичка приличную лодочку. На ней мы с Машей и отправимся в путь. Да, на вёслах, но тут не так и далеко, сплавимся как-нибудь через пороги до поселка Чудово, ну а там, если повезёт, на паровоз сядем. Уже узнавал на днях, вполне себе ходит транспорт, а значит, надежда есть.

В Волхове, точнее в той деревне, что сейчас стоит на месте будущего городка, я планировал остановиться, хотелось узнать, что и как у извозчика, ставшего волею случая моим помощником и, по сути, подельником. Ведь, как ни крути, а дел я в Петрограде натворил выше крыши. Убивал не раздумывая преступников, моряков и солдат. Как жизнь мной крутит, а? Ведь я же зарекался убивать своих, а что делаю? Да, по сути, я убивал только виновных, это неоспоримо, но я же не судья… Тяжело на сердце от песни бедовой, именно так бы звучала сейчас известная в будущем песня.

Лодочка управлялась сносно, отчерпывать воду приходилось не так часто, хотя я и переживал на этот счёт. Десяток километров по воде преодолели за полдня, быстро, и мне даже понравилось. Эх, сюда бы моторчик, хоть какой-нибудь, даже пятисильного хватило бы, чтобы просто ехать и ни о чём не думать. Всё же вёсла удел сильных людей, я же увечный, ранения сказываются и отражаются на моей подвижности.

Причалили в будущем Волхове просто к берегу, никаких причалов тут не было отродясь, наверное. Сошёл на берег вместе с Машей, не только потому, что боялся оставлять её одну, но и размять ноги. Примерное местонахождение Ефим мне объяснял, но никого похожего на него самого или членов его большой семьи я не нашёл. Спрашивать у местных как-то не хотелось, мало ли как отреагируют, просто прогулялись по деревне, да и вернулись в лодку.

– Дядя Коля, где же Ефим Платонович и дети?

– Не знаю, Мария, и даже не уверен, что хочу узнать, – сказав правду, я поморщился.

– Вы думаете, что их нашли?

– Понимаешь, дочка, – не знаю, почему мне хочется называть её именно так… – мы растревожили очень плохих людей, руки у них длинные, и случиться могло просто что угодно. Поплыли дальше, у нас ещё впереди приличный путь.

К мосту через Волхов мы прибыли ночью. Одноименная деревня, по крайней мере мне так её назвал один из местных жителей – Волхово, была маленькой, как и большинство нынешних деревень. Была надежда сесть на поезд именно тут, чтобы не добираться до станции Чудово, и как меня убедили всё те же местные крестьяне, не напрасно я так думал. Но вот только когда поезд будет, неизвестно, после весенних происшествий в стране теперь никто ничего толком не знает.

Местный источник информации, у которого я и выведал всё это, был смотрителем и жил как раз возле моста. Он нас и приютил, заявив, что так мы точно не пропустим свой паровоз. Жить в деревне у моста, ожидая спасительный транспорт, пришлось четыре дня! Если честно, я было уже совсем