Революция - Виктор Сергеевич Мишин

отчаялся и начал размышлять об альтернативе. Но он всё же пришёл, и нас в него даже посадили. Народу было… Много. Мы ехали на своих тюках аж до Бологого и лишь там расслабились. Большинство пересаживалось на состав, идущий в Москву, а едущих в нашем направлении оказалось намного меньше.

Ещё находясь на даче у доктора, я сто раз обдумывал план и всё же выбросил из него посещение родного города. Зачем мне ехать в Рыбинск, когда я могу сойти ранее. Деревня, где когда-то в будущем у меня была дача, есть уже сейчас, так на фига мне в город ехать?

Сходили мы вновь на станции у моста, только теперь это был огромный мост через Волгу. У меня сердце трепетало, ведь как появился здесь, в этом мире, был даже в Европе, а вот у себя на родине… Не удосужился, в общем. Прибыли мы в будущий посёлок Волга рано утром и сразу направились к берегу, тут недалеко. Нам нужно было переправиться на другую сторону. Почему я решил сойти здесь, а не на противоположном берегу, который мне и был нужен? Так просто все, в поезде узнал, что ближайшая станция на той стороне реки, в десяти километрах от Волги, далеко, однако. Так уж почему-то было устроено даже в моём времени, что ближайшая станция находилась на приличном расстоянии от моста. Непонятно это решение, ладно в будущем, мост считался стратегическим объектом, и даже охранялся вооружённой охраной, но почему и сейчас так, не имею представления.

– Доброго вам утречка, хозяйка, – завёл разговор с первым, кого увидел на берегу. Это была вполне молодая, даже симпатичная женщина, стирающая бельё. Да, в эти времена в Волге ещё можно стирать, вода чистая, хоть пей.

– И вам не хворать, люди добрые, с чем пожаловали? – женщина отвлеклась от своего занятия, как мне показалось, вполне с удовольствием. Распрямила спину, чуть выпячивая грудь, и лукаво посмотрела на меня. А грудь, надо признаться, очень аппетитная. Да уж, столько времени без женщины сказывается на мне очень и очень заметно. Пришлось сделать над собой усилие, причём явно замеченное женщиной, чтобы оторвать взгляд и посмотреть ей в глаза.

– Да вот, едем с племянницей в Рыбинск, хотели узнать, можно ли тут переправиться? – сглотнув слюну, спросил я.

– А чего же нельзя? – улыбаясь, ответила вопросом женщина. – Лодок, почитай, хватает, за бутылку беленькой, думаю, охотника сыщете враз.

– Да у нас как-то и нет ничего такого при себе, – стушевался я. – Разве что денег немного, на бутылку уж точно хватит.

– Деньги хуже, это ж ещё и бежать придётся, – уже откровенно смеялась женщина, и я понял, наконец, что она так шутит. – Да переправлю я вас, дайте дополощу только!

– Может, помочь? – неловко спросил я и осекся. Интересно, в чём я могу ей помочь, уж точно не в полоскании белья в реке.

– Да время не то, – абсолютно серьёзно бросила женщина, – вы не один, да и сюда сейчас бабы придут, стираю в субботу не только я.

«Евпатий Коловрат», да она же банально клеилась, хоть и не знает ещё такого выражения. Вот же… Чёрт, а хороша…

– Вам виднее, – коротко, только ради того, чтобы что-то сказать, ответил я.

– Есть хотите?

– Завтракали в поезде, удивительно, но там ещё подают неплохую еду, правда, дорого ужасно, но что делать, когда едешь издалека.

– Откуда же вы будете, такие красивые? Вы я вижу, служивый, а племянница?

– Родители у неё скончались, вот и взял к себе.

Маша всё это время ходила рядом, собирала и разглядывала полевые цветы, и как мне казалось, особо и не прислушивалась, девочка удивительно радовалась природе.

– Я скоро, немного осталось, – кивнула женщина, – меня Настасьей кличут.

– Николай, – четко, по-уставному ответил я и щелкнул каблуками, – Воронцов Николай, а девочку звать Марией.

– Хорошо, Николай, я сейчас.

Женщина быстро скрутила свой подол в косичку и загнула её внутрь, под подол то есть. Крепкие ноги её оголились ещё выше, женщина уже занялась привычным делом, наклонившись и предоставив мне возможность вытирать слюни, не смущаясь того, что она увидит мою реакцию. А была она будь здоров! Крепкий и круглый, здоровый зад, чай, на свежем воздухе живёт, обтягивала лишь полупрозрачная ночная рубашка. Чем ещё могла быть эта белая хламида, висевшая на женщине так свободно? И белья нижнего тут носить, видимо, не принято… Жесть какая! Для солдата такая картина просто издевательство. Если бы не мои манеры, привитые всё-таки в другое время, я бы давно её разложил прямо на берегу, посреди корзин с бельём. Бр-р-р… Наваждение просто!

Тряхнув головой, пытаясь скинуть с себя пьянящую одурь похоти, я оглянулся и тут же наткнулся на хитрый взгляд Маши.

– Ты чего? – смущаясь, как гимназист, спросил я.

– Дядя Коля, у вас вид… Как у кота, когда у него из-под носа блюдце со сметаной убирают, – и девочка захохотала. Да так задорно, что я невольно присоединился к ней, тем более что после известных событий, произошедших с девочкой совсем недавно, смеялась она… а вот даже и не помню, смеялась ли вообще!

Настасья тем временем, не обращая на нашу весёлость никакого внимания, заканчивала стирку, ну или, если быть точным, полоскание. Попросила всё же меня помочь отжать бельё, естественно, согласился, чуть не бегом побежал. Пацан.

– Потом развешу, торопитесь ведь?

Я уже хотел было закричать, что никуда мы не торопимся, но почувствовал, как меня взяла за руку Мария.

– Если можно… – вновь, как мальчишка, робко ответил я.

– Поехали, раз так срочно, – разочарованно произнёсла Настасья и так тяжко выдохнула, что я покрылся испариной. Как там в песне? «Против меня, восстала сущность моя»…

Да уж, душу мне лихорадит знатно, что это такое, я не испытывал такого с прошлой жизни, аж мурашки бегут по телу при взгляде на неё. Почему именно сейчас и с этой женщиной? Знак? Только знак чего? Остановиться? Или мне банально хочется…

Уселся на вёсла, не хватало ещё Настасье самой грести, переправляя нас на противоположный берег. Да, обратно сама будет, но там уже не будет меня под рукой. Волга сейчас не очень широкая, навскидку метров пятьсот, не больше, но всего через тридцать лет, после ещё одной и очень страшной войны, река в этом месте разольётся километра на три, вот где будет простор! Подумать только, всего каких-то двадцать четыре года, и опять всё по новой. Разруха, голод, смерть… Мне к тому моменту будет больше сорока, тяжеленько придётся, надо стараться держать форму, нереально, я знаю, но и оказаться инвалидом перед Отечественной войной