Хроники Великих Магов. Абрамелин - Алексей Евгеньевич Аберемко

назначен писарем к инквизитору, как представитель Кёльнского университета, по просьбе архиепископа Дитера фон Изенбурга. Яков был рад поездке по трём причинам. Во-первых, дело богоугодное. Во-вторых, он уже окончил основной курс университета, а по итогам поездки намеревался составить научный труд и получить научную степень, дающую право преподавать. А, в-третьих, командировка оказалась весьма приятной, особенно после окончания Великого поста, когда только за пасхальную неделю писарь набрал десяток фунтов живого веса. Сейчас молодой, но более опытный в делах инквизиции монах, делился историей процесса с вновь приобретенным товарищем:

– Прибыли мы в этот городишко сразу после Крещения Господня. Творилось что-то невообразимое. Тюрьма ломилась от ведьм и колдунов. И, что примечательно, попервой особо они не отпирались, признавались сразу. Прямо гнездо сатанинское. Синагога Дьявола. Пошли гореть костры. До пяти десятков чёрных душ до Великого поста огнем очистить успели. В воде не топили, река замёрзла, а от проруби нас местные отогнали, там бабы бельё стирают. А у костров – теплее. И тюрьму разгрузили маленько.

–А я слышал, три десятка только осудили, – вставил замечание Генрих.

– Так считать стали только после Пасхи. А раньше и не считал никто. Мы старались сделать как можно больше работы до наступления поста. В пост же и на праздники судить и казнить нельзя.

– А в пост, чем занимались? – отвлекся от выскребания хлебом остатка жира со стенок горшка Генрих.

– Это вам, простым обывателям, кажется, что процесс по делу ведьмы, это только суд, да казнь. А поиск свидетелей? Так большинство горожан не отличает ересь от простого вредительства. Приходится пояснять, то есть за священников местных работать. Почему они на проповедях это не рассказывают? И память у простых людей отвратительная, приходится вопросы наводящие задавать. Не дотрагивалась ли подозреваемая до умершей коровы? Не поднимала ли руки вверх во время грозы? Не ходила ли или летала на предметах ночью за город? Не было ли теней движущихся у неё на крыше? А ещё, Дьявол запрещает ведьмам сознаваться. Только болью правду и вытащишь. Этот умник, вельможа из Бургундии, рыцарь Золотого руна говорит, что мы с пытками переусердствовали. А как же ещё правду из этих бестий вытащить? Они же без пыток отпираются!

Яков важно откинулся на спинку стула, допил сидр из кружки. Он замолчал. Глаза подернулись поволокой воспоминаний о нелегких днях. В это время мимо столика монахов проходила служанка, разносившая еду и пиво. Взор писаря сразу приобрел осмысленность. Он хлопнул служанку по крутому бедру. Женщина привычным движением отмахнулась свободной от деревянного разноса рукой. Монах ловко одернул руку, показал на свою пустую кружку:

– Принеси нам ещё сидра. Только сразу по три кружки неси. И рульку копченую.

– Низшим чинам по будням мясо указано не носить. А сидр закончился.

Генрих при словах «низшие чины» возмущенно поднял нетрезвый взгляд, но Яков примирительно продолжил:

– Ну, принеси копчёного карпа. А в пиво добавь вина крепкого. Запишешь, что больше пива выпили. Не хочу зря кишки кислятиной полоскать.

Было видно, что писарь уже приспособился к новому рациону, однако посетовал:

– Вот вы понаехали, и приходится всякую гадость жрать. А ещё, за каждый шаг отчитываться, – в глазах Якова загорелся возмущенный огонь, – вот тот учёный из Сорбонны, Леонар Рошон умничает: «По последним исследованиям физики природных явлений, молния, бьющая сверху вниз, послана Богом, а снизу вверх, Дьяволом. Свидетель же утверждает, что молния ударила с неба в овин. Значит, мы имеем дело с божественным наказанием за грехи, а не с происками Дьявола».

– Что это за наука такая, физика? – поддержал друга Генрих, – Есть филослофия…

– Философия, – поправил Яков.

– Она, – согласился Генрих, – богословие и теология, как царицы всех наук, право, медицина и свободные искусства. Так мы дойдём до того, что отнесём к наукам такую ересь, как астрономия, химия и математика. А надо такую науку изобрести, чтобы любой человек мог ведьму распознать. Все злодеяния чтобы были описаны. Как допрос вести, чтобы не скрылась ни одна гадина от правосудия. Ведьмы, они хитрые. Зазеваешься, а она тебе уже травку какую-нибудь колдовскую заварит. Плоть грешная взыграет, а ведьма уже к тебе под бочёк. Их, баб, то есть ведьм, ещё змей древний яблоком научил. Я знаю, опыт имеется.

– Тебе, Генрих, книгу нужно про это всё написать! Поделиться опытом. Многие же уходят от правосудия, как сейчас, на этом процессе. Книга за научный труд сойдёт, станешь доктором богословия. Это же солидно – инквизитор, доктор богословия! Имя тебе нужно звучное придумать, а то для карателя ведьм Крамер, как-то не звучит.

– А давай, я буду Генрих Пуниэндо, карающий на латыни?

– Нет, карающих у нас и так хватает. Их только на путь наставить нужно, на правильный. Давай, будешь Генрих Инститорис, подстрекающий, то есть. Будешь подстрекать инквизиторов на борьбу. А книгу назови «Mortem ad veneficas», «Смерть ведьмам»!

– Лучше «Malleus Maleficarum», значит не просто «Молот ведьм», а «Молот вредоносных ведьм»! Я так распишу все их вредительства, что ни одна не выкрутится!

– А я тебе помогу. Как я рад, Генрих, что ты к нам в Кёльн едешь, – Яков обнял друга, – мы так хорошо друг друга понимаем! Пойдем, отольём.

Они вышли из харчевни. Генриху в вечерней полутьме привиделся у прохожего знакомый горбоносый профиль под широкополой шляпой. Яков же увидел силуэт женщины, летящей над крышами на помеле. Оба не придали этому никакого значения.

Часть 2 Ламех

Глава 5

Ради этой комнаты была перестроена вся архитектура старого дома. Сама комната находилась в эркере109 с окнами ни три стороны. Эркер продолжался на всю высоту двухэтажного дома и переходил в башню над крышей. Казалось, хозяину было мало света, падающего со всех сторон из окон, и он пристроил на уровне второго этажа еще крытую террасу, повторяющую обводы трёхгранной стены.

Пол комнаты был устлан досками из светлой сосны и тщательно вымыт. Пол же террасы покрывал слой речного песка толщиной в три пальца. В углу комнаты была организована молельня с небольшим алтарём из целого куска необработанного белого мрамора, жаровней, в которой горели недавно разожжённые угли, масляной лампой и шкафом с принадлежностями для совершения ритуалов. На песке террасы были начертаны два квадрата. Один, побольше, был разделен на маленькие квадратики, двенадцать на двенадцать. Тот, что поменьше, имел только по пять квадратиков по двум сторонам, ряды которых смыкались в одном углу. Все малые квадраты были заполнены буквами на древнем языке.

На рассвете вторника, дня Марса, ибо для предстоящих дел именно