Падшие - Михаил Головачев

Несмотря на расположение укрытия и наспех укрепленные стены, здесь было достаточно уютно. Должно быть, педантичный Деймон не забывал следить за состоянием своего жилища.

Слабое синее свечение привлекло внимание. Среди нагромождения непонятных обломков бетона и погнутых металлических листов переливался столь знакомым сапфировым светом обломок.

Брат проследил за моим взглядом.

– Где бы ни был верный…

– Да несет он свет Его, – продолжила я. – Это же…

– Удивлена? – Деймон захлопнул люк, задвинув щеколду. Тень улыбки скользнула по его лицу в свете подвесного фонаря.

– Высшая награда ордена… Но ты же…

– Маньяк? Психопат? Больной извращенец? – Деймон присел на брошенный спальник. – Подбери слово, которого я не слышал. Не можешь? Я так и думал… У тебя нет монополии на святость, Норна.

Я вновь устыдилась собственной предвзятости по отношению к соратнику.

– Это было спустя пару недель после падения Черного леса. – Деймон нажал кнопку на пси-блокаторе. Тут же резко, словно под действием паров эфира, потянуло в сон. – Орден почти разбит и обезглавлен. Отступник успел зайти достаточно далеко. От его руки пали несколько мудрейших нейротехников и почти все высшее руководство. Не многим удалось пережить тот день. Но Обелиск принес ренегату гибель. Ходят, правда, слухи, что он уцелел. Возможно, для этого есть основания – тело предателя так и не было найдено. Но лично я подозреваю, что гнев Обелиска стер его с лица земли, не оставив как плоти, так и души.

– Не ты один, – буркнула я сквозь дремоту. – Преподобный тоже так думает.

– Значит, точно правда. Он был там. Тяжело раненный. Кстати, именно поэтому ты никогда не видела его без маски: от лица мало что осталось. – Деймон прикрыл глаза и продолжил рассказ: – С трудом нам удалось восстать из пепла. Многие утратили веру и перестали слышать зов Обелиска. Несколько отрядов даже перешли на сторону еретиков. Усилия оставшихся не сразу привели к возвращению контроля над территориями. Но все же, милостью Его, мы набрали силу…

– Подожди… сколько же тебе было лет?

– Меньше, чем тебе на момент инициации. Настоятель тоже был молод. И командовал еще не орденом, но северным крылом. Там же состоял и я. Черный лес был почти у нас в руках. Еретики отступали к южным границам. Понимали, что проигрывают, а оттого сражались отчаянно и безбашенно. Нашей группе пришлось рассыпаться, чтобы отрубить противнику возможные пути захода в тыл. Мы почти выдавили неверных… и тогда я нашел Настоятеля…

– Нашел? В каком смысле?

Деймон направил взгляд в пустоту. Наверху уже рокотала Зона, но убийственная боль не появилась. Голова лишь стала более тяжелой, и все сильнее слипались глаза. Брат не ошибся, найдя способ, буквально лежащий на поверхности. В то время как Гаал и его подчиненные пробовали все возможные медикаменты, проницательный Деймон даже не стал искать сложный путь. Самое простое решение оказалось правильным.

– Он умирал… Схлестнувшись с одним из еретиков в рукопашном бою, он поверг врага. Но и сам получил рану, которая оказалась фатальной. Не помню, как я сообразил, что нужно делать. Остановил кровь, перевязал и вызвал медиков. В одиночку переносить было опасно для нас обоих…

– Эта история не была бы важной, если бы закончилась типичным «долго и счастливо»?

– Именно. Подкрепление еретиков появилось раньше. Я не мог оставить командира им. Пришлось вызвать огонь на себя. Я не собирался сдаваться живым… А дальше ты знаешь…

– В общих чертах, – мрачно кивнула я, подметив, что, хоть и в максимально дремотном состоянии, но способна поддерживать диалог. – Я помню, обещала в душу не лезть.

– Умница. – Деймон не отводил взгляда от сияющего осколка, переливающегося, словно ограненный топаз. – Но чуть приоткрою тебе завесу тайны. Ведь не сдержишься же. В общем, неверные не ожидали, что молодой неофит окажется столь стойким. Называешь меня маньяком? Ха-ха. Еретики тоже умеют, пусть и не так творчески. Однако от меня они так ничего и не добились. Не спеши мне приписывать героизм. Я просто действительно ничего не знал из того, что они требовали. А вот Настоятель знал. И запомнил все. Они посчитали его мертвым, однако ошиблись. Сидя в застенках «Возмездия», я чувствовал, что Обелиск не оставит меня. Молился, когда вели на допрос. Возносил литании, когда угрожали смертью. Чувствовал Его присутствие, но с каждым днем становилось труднее верить в спасение. И когда я почти пал духом, пришла Она…

– Кто? – не поняла я, засыпая под размеренный голос брата.

– Та же, что посещала тебя и каждого верного в минуты, когда он слабеет. Не знала? – усмехнулся дознаватель.

Меня будто обдало ведром ледяной воды. Если Мама-Зона тоже навещала Деймона, то как он мог мне не поверить? И тем более отрицать ее напутствие мне?

– Обломись, ты не уникальна. Так вот: именно Она помогла подняться и придала сил жить вопреки всему. И завещала отомстить за надругательство над всеми нами. Потеря Черного леса и последующий штурм стали страшным позором для всего клана.

– Здесь кое-что не складывается… – задумалась я. – Тебе она повелела принести еретикам меч, а мне – мир. Слишком противоречиво. Но отчего ты тогда мне не веришь?

– А что я должен думать? Повторюсь, если бы мы наивно слушали всех и каждого, мы потеряли бы всё.

– Хорошо… Давай о позитивном… Как ты дослужился до высшего ранга?

Пустой взгляд брата не выражал и капли эмоций, привычно скрыв истинные чувства. Я обещала не лезть в душу, но волей-неволей снова напомнила о пережитом. Чувство вины неприятно ударило в сознание.

– Настоятель помнит добро. Он не пробивался по головам и не жаждал власти, как это делают неверные. Обелиск оценил его храбрость и сам нарек новым лидером, когда мы наконец вернули контроль над землями севера. Великий повелел командиру поднять знамена и возродить орден. А я… был зол. Неистово. Не придумать такого слова, чтобы описать чувства… При штурме Станции я чудом выжил, хотя был неофитом, не знающим толком, как автомат держать. Тоже хотел отомстить… Часы и дни в молитвах и праведном труде не погасили моего гнева. Как с ювелирной точностью я сшивал раны братьев, так же и разбирал по лоскутам наших врагов. Крики неверных звучали подобно самой прекрасной музыке. Я не считаю это перегибом. Да, я жесток. Но результативен. И верен Обелиску. Каждую жизнь, оставшуюся в моей операционной, я дарил Ему.

– Жертвы окупились?

– Можно и так сказать. Мало кто из юных адептов сохранил твердость духа в те непростые времена. А позже сама Зона подала