Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн

А он может? В смысле, своими силами, а не этим диким магнетизмом?

– Ты меня не обманешь, – храбрюсь я. – Ты не Афродита.

Еще одна пульсирующая напряжением пауза, и его губы кривятся:

– Хвала титанам хотя бы за это.

Я тихо выдыхаю и немедленно снова втягиваю воздух в легкие, ведь Аид продолжает удерживать меня, только его взгляд меняется, становится более глубоким, и глаза сияют чистым серебром в солнечном свете.

– А что до твоего первого вопроса… может, мне нравится смотреть на тебя, звезда моя.

Святые адские гончие. Это больше, чем должно выпадать на долю бедной смертной. Я постоянно забываю, кто и что он такое, – а рядом с этим богом надо бы просто держать рот на замке и не поднимать голову.

Но если я сейчас опущу взгляд, он победит. Так что вместо этого я изгибаю бровь.

– Ну, я, конечно, знаю, что я миленькая, но западать на меня – наверное, плохая идея.

Не то чтобы он мог. Кажется, я впервые об этом забываю. Хотя бы на секунду.

– Нам не нужны неловкости, – беззаботным тоном добавляю я.

Аид улыбается – по-настоящему, – и это похоже на удар в грудь. На его щеках появляются скрытые доселе ямочки, а наружу вырывается смешок.

Я сглатываю – на сей раз по другой причине.

Покачав головой, он поворачивает меня к островку.

– Ну, сейчас ты хотя бы смотришь на меня, а не избегаешь зрительного контакта.

«Забей. Пусть последнее слово останется за ним».

– Кстати, ты ужасно выглядишь, – замечает он.

Вот вам и взгляды на меня забавы ради.

– Знаю. Я плохо спала. – Учитывая Буна, Аида и первый Подвиг, зависший над моей головой, как лезвие гильотины, спать можно было и не пытаться. Я устало провожу ладонью по лицу. – Ты бы видел синяки у меня под одеждой.

То, как Аид немедленно хмурится, напоминает мне грозовые тучи Зевса.

– Покажи. – Это приказ.

Может, если он увидит, ему будет стыдно, и он пожалеет меня. Я отклоняюсь назад, расстегиваю разгрузку и задираю обтягивающую водолазку. Даже я морщусь при виде черно-синей полосы по низу моих ребер.

– С-сука, – рычит Аид, и я моргаю.

Потом он достает мобильник из кармана джинсов – у богов есть мобильники? – и быстро что-то набирает. Почти сразу же, как только он откладывает телефон, на кухне рядом с нами появляется мужчина.

Это пожилой господин с морщинками вокруг карих глаз и седыми волосками на висках и в бороде.

Аид переходит в режим тирана и разбрасывается приказами:

– Асклепий, ее нужно починить.

Как будто я сломанный компьютер какой-то. Но я хотя бы теперь знаю, кто это.

Асклепий. Тогда понятно, почему он старый. Боги не стареют, но, согласно некоторым версиям, Асклепий начинал как смертный, наказанный Зевсом за преступление – оживление мертвых. После этого его приняли на Олимп как бога исцеления.

Асклепий бросает один взгляд на мои синяки и простирает надо мной руку. Его бежевая кожа светится черновато-синим, под цвет моих синяков, и в моей груди разливается приятное тепло. Я ахаю, когда ноющая боль от каждого ушиба исчезает и на моих глазах пропадает фиолетовое пятно на животе. Свечение от руки Асклепия меняет цвет в тон, пока не остается только здоровая ткань. Я тыкаю в это место пальцем и улыбаюсь. Ни одного укола боли.

– Классный фокус. – Я поднимаю взгляд на Асклепия. – Спасибо.

От его глаз разбегаются морщинки ответной улыбки:

– Не надо больше падать животом на лестницы, юная леди.

– Ты об этом знал?

И сверкают в улыбке кривоватые зубы:

– Все боги, полубоги и прочие бессмертные создания следят за Тиглем. Победитель имеет обыкновение влиять на нас.

Надо было догадаться.

– Мы весь вечер наблюдали с интересом. – Асклепий переводит взгляд с Аида на меня.

Потрясающе. Я теперь звезда реалити-шоу для бессмертного мира. Вот прямо всегда этого хотела.

Асклепий смотрит на Аида строго, будто дедушка:

– Надо было позвать меня раньше.

Я выпрямляюсь. Кто-то смеет возражать Аиду? И не только… Он его отчитывает.

– О, ты мне нравишься.

Аид сжимает губы.

– Она мне не сказала.

Асклепий фыркает:

– Ты должен был понять. Ты же был там, когда она упала на ступени.

Не успевает Аид ответить, как Асклепий похлопывает меня по плечу:

– Я не смогу так делать, когда начнется первый Подвиг, дорогая. Любое магическое исцеление ждет только победителя каждого Подвига и тех поборников, что разделяют его добродетель.

Отлично. После Подвигов может быть нужно исцеление. А я – единственная из добродетели Выживания, так что, если я не выигрываю, меня не вылечат. Еще одна галочка в колонке «против Лайры».

Хватит уже вести этот список. Он угнетает.

– Удачи тебе. Хорошей игры. – И Асклепий пропадает так же быстро, как появился.

Аид все еще в режиме «грозовая туча», так что я поправляю водолазку, застегиваю разгрузку – теперь это гораздо удобнее – и разворачиваю табурет к островку, чтобы наконец-то доесть уже наверняка остывшую еду.

– В следующий раз говори, – произносит Аид.

– Ладно.

Мы оба замолкаем, но от него исходит слишком мрачная задумчивость, и от этого у меня сводит мышцы плеч.

– Ты знаешь, какое сегодня будет испытание? – спрашиваю я.

Аид качает головой:

– Знает только тот бог или богиня, кто его придумывает. Они не должны говорить об этом даже своим поборникам, хотя, я так понимаю, большинство из них обойдут этот запрет.

Мои челюсти замирают, но потом я доедаю кусок. Такими темпами я никогда не впихну в себя эту яичницу.

– А ты будешь придумывать Подвиг?

– Нет. Мне сообщили, что уже поздно. Надо было решить этот вопрос с даймонами год назад.

Потрясающе. Я буду не готова ко всем Подвигам до единого, и хотя бы один поборник будет иметь преимущество в каждом. Я прожевываю эту мысль с остатками завтрака.

Видимо, я слегка потерялась в своей голове, потому что вопрос Аида звучит как гром среди ясного неба:

– Что за человек был у тебя в комнате вчера ночью?

24

Поймана с поличным

Я не могу не поперхнуться и давлюсь яичницей, пытаясь как-то запить ее чаем. Когда наконец у меня получается нормально вдохнуть, я осторожно откладываю вилку.

– Ты ведь не обидел Буна?

– Нет. Он ушел невредимым и не зная о том, что я его заметил.

Ну, хвала богам за это. Но я не могу сейчас понять Аида, ведь у него самое нейтральное выражение лица.

– Он твой любовник? – спрашивает он скучающим голосом.

Я бы рассмеялась, если бы он не тыкал в больное место, которое, наверное, никогда не залечится.

– Разумеется, нет, – беспечно говорю я вместо этого.

Оказывается, боги могут чувствовать вину. Лишь на йоту, и это выражение пропадает с его лица так же быстро, как и появилось, но я замечаю.

– Это один из мастеров-воров в моем логове. Даже не друг. – Я умолкаю, потому что после вчерашней ночи я уже не уверена, что это так.

– Тогда зачем он был здесь?

Очень хороший вопрос. Если бы я знала.

– Принес мои вещи. Он помогал мне избегать кое-кого, когда ты выбрал меня, и видел, как я исчезла.

– Твой не-друг помогал тебе избегать – кого?

– Это долгая история.

– И ты не хочешь мне рассказывать.

Что творится с его голосом? Я думала, что начинаю понимать варианты его интонаций и их смысл. Один взгляд показывает, что его лицо по-прежнему нейтрально. Но все равно голос звучит как-то не так.

– Не особо. Нет.

Я встаю и иду к раковине мыть тарелку и сковородку.

– Ты в него влюблена?

Я ставлю сковородку в раковину с негромким лязгом и поворачиваюсь к Аиду:

– Ты действительно бьешь в самую суть, так ведь?

Аид с легким интересом наклоняет голову:

– Так что же?

О преисподние, я правда не хочу об этом говорить.

– Это не важно. – Я поворачиваюсь к раковине.

За моей спиной повисает показательная пауза.

– Хорошо, если нет. Чем меньше волнений у тебя за спиной, тем лучше ты справишься в Тигле.

И это с хлопком возвращает меня к реальности, а я и не понимала, что упорхнула куда-то. Его голос звучал напряженно