Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн

не потому, что ему было не все равно, что со мной происходит и как и что влияет на мою жизнь. Аиду важна только конечная цель, какой бы она ни была, а я – просто средство для ее достижения.

И будет умно об этом помнить.

За моей спиной раздается тихое диньканье.

– Твою мать, – тихо бормочет Аид.

Через секунду он тянет руку мимо меня и выключает воду, а потом разворачивает меня лицом к себе, и его серебристые глаза сдержанны и серьезны.

– Я думал, что у меня будет больше времени на твою подготовку. Сейчас начнется первый Подвиг.

Сердце пытается выскочить у меня из горла, явно готовое бросить все остальное мое тело, пораженное проклятьем. Я его сглатываю.

– Откуда ты знаешь?

Аид поднимает телефон с групповым чатом. У богов есть групповой чат. Серьезно?

– Мне только что сказал брат, – говорит он.

На экране секунду плавает имя Посейдона. У меня тут же включается мозг.

– Посейдон. Значит… вода? Океан?

Аид кивает.

Может, надо было надеть что-то водонепроницаемое.

– Какая у него там добродетель?

– Отвага.

Отвага?

– Значит, наверное, не шашки, – бормочу я себе под нос. А потом громче: – Чудовища?

– Не знаю. Во время последнего Тигля он заставил поборников встретиться со всеми их величайшими страхами одновременно. – Он сейчас не шутит и не дразнится, и это меня еще более нервирует.

Видимо, Аид это понимает, поскольку дарит мне ободряющую улыбку – чего наверняка не делал уже тысячу лет, настолько она деревянная, и ямочек не видно, и это нервирует меня еще сильнее. Аид пытается меня ободрить. Это плохо.

– У тебя есть все, что нужно? – спрашивает он.

Жемчужины. Зубы дракона. Набор отмычек Буна. Моя реликвия. Еще парочка инструментов. Все рассовано по карманам разгрузки. На мне два дара Аида – татуировки и поцелуй – как часть меня, внутри меня.

Я киваю.

– Хорошо. Не рискуй без нужды. Пусть этим занимаются другие поборники.

Вот сейчас? Сейчас он решает дать мне совет?!

– Береги тыл. Инстинкт выживания внедрен во всех нас, но особенно в смертных, ведь, как ты сама сказала, вы не перезагружаетесь. Это делает всех живых существ безжалостными, вне зависимости от их личности и поведения в иных условиях.

– Это я уже поняла, – бормочу я.

Его пальцы впиваются мне в руку.

– Используй дары, но только если должна. Лучше дать это сделать другим поборникам, а свои приберечь.

Я снова киваю. Почему-то инструкции, которыми он меня бомбардирует, меня успокаивают. Может, потому, что напоминают мне о годах обучения, когда Феликс забрасывал меня указаниями так быстро, что я едва поспевала. Это кажется… знакомым.

Я сосредоточиваюсь на словах Аида, на его голосе.

– Ничто и никогда не бывает таким, как кажется, при участии богов, – говорит он. – Сомневайся во всем.

– Ну, охренеть теперь.

Его губы изгибаются, хотя глаза остаются серьезными.

– А если я буду нужен, тебе нужно лишь добраться до меня.

Я хмурюсь:

– Ты там будешь? Тебе же нельзя вмешиваться. Правила.

На его лицо ложится тень надменности.

– Я – бог смерти, а смерть не знает правил.

Я издаю неуверенный смешок.

– Наконец-то что-то позитивное в том, что ты – мой покровитель.

Спаси меня Олимп. Поверить не могу, что я это сказала. У меня расширяются глаза, но, наверное, Аид читает мои мысли, потому что накрывает мой загривок ладонью, притягивая к себе, и наши лица теперь совсем близко.

– Сосредоточься, Лайра, – говорит он.

Ну да. Сосредоточиться. Я киваю. Потом снова киваю:

– Ладно.

– Я не сказал «позови меня». Я сказал «доберись до меня». Есть разница. Ты поняла?

Еще одна загадочка. Класс.

Его черты искажает раздражение:

– Я не могу сказать больше.

– Я соображу. – Когда-нибудь. Может быть.

В моем теле зарождается забавное ощущение, как будто оно стало легче и с пузырьками, особенно ступни. Я опускаю взгляд и вижу, как они постепенно пропадают вместе с кожаными сапогами, и это ощущение ползет выше по ногам.

– Надеюсь, вода там хотя бы теплая, – бормочу я. Не знаю почему.

– Посмотри на меня, – приказывает Аид.

И я смотрю. Смотрю прямо в плавящиеся серые глаза, где клубятся эмоции, которые я сейчас не могу расшифровать.

Аид сжимает мне плечо:

– Что бы ни случилось, Лайра, запомни одну вещь.

Одну вещь? Он мне уже с десяток сказал.

– Какую?

– Я выбрал тебя не просто так. Ты сможешь.

Бог смерти выбрал меня. Избрал меня. Верит в меня. Несмотря на мое проклятье.

Ощущение добирается до подбородка, и образ Аида начинает меркнуть, пока я пропадаю. Его голос летит за мной в ничто:

– Ты сможешь, Лайра… потому что ты моя.

Часть 3. Да начнутся игры

Слабаки не побеждают, победители не сдаются.

Но те, кто умеет выживать, меняют ход игры.

25

Подвиг Посейдона

«Моя».

Последнее слово Аида преследует меня в пути через весь мир, который снова становится четким так же, как размывался, с ощущением пузырьков под кожей, но только сейчас мое тело тяжелеет.

И по нервам бьет холод, когда волна захлестывает меня с головой.

Она отходит, и я отплевываюсь, захлебнувшись; естественно, вода пипец ледяная.

Я пытаюсь стереть соленую воду с глаз, охваченных жжением, но руки рывком что-то останавливает. Затуманившимся взглядом я вижу, что мои запястья связаны и заведены наверх. Веревка прикреплена к верхушке толстого деревянного столба. Я вытираю воду с лица плечом, а потом промаргиваюсь, пока зрение не восстанавливается.

Вода и камни.

Пещера?

Я нахожусь в середине большой каверны, раскрытой в сторону океана с одной стороны, так что внутрь проникает солнечный свет. И составляют ее самые странные образования, какие я только видела. Передо мной коричневый камень в виде прямоугольных колонн – ряды идеальных вертикальных линий вплоть до изогнутого каменного потолка над головой. Там торчит что-то вроде перевернутых оснований этих колонн, и их как будто окунули в золотую краску, судя по блеску. Красивая зеленоватая вода накатывает и отходит, заставляя меня поднимать голову, чтобы не получить волной в лицо.

Меня бьет дрожь: тело пытается генерировать тепло. Сейчас август, так что теплее тут явно не бывает, а жизнь на берегу Тихого океана уже приучила меня к ледяной воде. Но нормальные люди в такую холодрыгу надевают гидрокостюмы. А я до сих пор в одежде поборницы, которая липнет к коже, но не дает тепла.

– Эй! – раздается мужской голос. – Где мы, во имя Верхнего мира?

– В пещере в океане, дурень, – отвечает на испанском отрывистый женский голос. – Тебе правда надо знать больше?

– И что это должен быть за долбаный Подвиг? – вопит кто-то еще.

А чего они вообще ожидали от богов? Шарад?

Черные крылья, мелькнувшие на маленьком клочке видимого мною неба, подсказывают, что даймоны рядом. А где же Посейдон? Или нам надо начинать самим и соображать по ходу?

Я подтягиваюсь на веревках, чтобы высунуться и посмотреть направо-налево.

Остальные поборники тоже здесь: свисают со своих столбов, выстроенных прямой линией на расстоянии трех-четырех метров друг от друга. Кто-то только просыпается. Несколько человек бьются, начиная паниковать. Справа от меня, легко опознаваемая по рыжим волосам и зеленому костюму, висит Нив, которая не паникует, но оглядывается, как и я. Она ловит мой взгляд и отправляет ответный, злобный. Естественно, меня привязали рядом с той поборницей, которую я уже разозлила.

Слева от меня, в направлении ко входу в пещеру, я узнаю единственную бритую голову в нашей группе – возможно, самую сексуальную бритую голову, что я видела в жизни. Это Декс Сото, чемпион Афины, одетый в бирюзовое, как и остальные представители добродетели Разума. Если память мне не изменяет, он с какого-то острова в Карибском бассейне.

Из шеренги за Дексом раздается крик, и я высовываюсь как можно дальше, да так, что плечи протестуют от вытягивания под таким углом.

Сердце запинается при виде того, как океан за границей пещеры начинает бурлить, как гейзер, извергая на поверхность