Путь хирурга - Валерий Александрович Гуров

class="p1">Астахов выразительно замолчал, позволяя словам повиснуть в воздухе. Когда я подумал, что он вовсе не станет договаривать, старец медленно поднял голову к небу и указал на звезды, еще видневшиеся в утренней дымке.

— Либо они превращаются в звезды, становясь частью вечности.

Эти слова прозвучали почти торжественно. Вечности, значит… Красиво звучит, если не знать, что это значит одно — смерть.

Сбившиеся рядом со мной начали нервно переглядываться. Все прекрасно понимали, что спрятано за этой пафосной речью Астахова.

— И сегодня, — голос Учителя стал почти торжественным, — настал день вашей сверки. Каждый из вас будет приглашен в Резонатор. Докажите свою пригодность или навеки займите место среди звезд!

Учитель коротко кивнул членам совета, стоявшим позади него. Те, как один, ответили на кивок низким поклоном. Их лица не выражали эмоций, совсем никаких. А вот на лицах учеников отражалась гремучая смесь предвкушения, отвращения и страха.

— Все… кажись, нам конец, — хрипло зашептал Семен.

Он стоял по правую руку от меня и переминался с ноги на ногу. Несмотря на утреннюю прохладу, на его лбу бисеринками блестел пот. Лицо было бледным, а глаза расширились от ужаса. Глядя на него, можно было подумать, будто он уже стоит перед виселицей, и перед глазами у него покачивается петля.

— Почему — конец? — тихо спросил я, стараясь не привлекать внимания.

— Ты что, не понимаешь? — шевеля одними губами, проскрипел Семен. — Астахов, похоже, решил убрать всех нас разом… Сразу всех…. Он никогда так не говорил раньше… Никогда.

Примерно о том же самом шептались и остальные сбившиеся.

— Они заметили сбой… Они заметили… — донесся до меня испуганный голос Александра. — Никто из нас не пройдет через резонатор…

— Это смерть… — выдохнул Семен. — Страшная, черная… Мы как опухоль. Как ты вырезал ночью опухоль у Трофима.

Я бросил короткий взгляд на Учителя. Тот стоял спокойно, с легкой надменной улыбкой, словно заранее знал исход ритуала. Хотя почему «словно», он именно что знал!

— Может, и опухоль, — ответил я Семену. — Только вырезать нас будет сложнее, чем им кажется.

Он посмотрел на меня с плохо скрываемым отчаянием. Явно не верил, что сейчас возможно хоть какое-то чудо.

А я знал, что чуда не будет. Но просто так отдать им всех сбившихся на расправу я тоже не собирался.

Первым указали на Владислава. Худой мужичок с болезненно бледным от темноты барака лицом.

— Сбившийся, шагни в круг! — проскрежетал учитель, указывая пальцем на Владислава.

Тот вздрогнул, отшатнувшись, и сжался так, будто его только что ударили плетью.

— Нет… Не надо, прошу вас, нет… — шептал он, едва шевеля губами. — Пожалуйста, не надо…

Я чуть коснулся его плеча. Владислав вскинул испуганный взгляд, встретился со мной глазами.

— Помни, — шепнул я. — Ты взял имя. Владислав.

Он застыл, глаза сбившегося на секунду прояснились, страх как будто немного отступил.

— Да… я Владислав.

— Выведите его в круг! — рявкнул Астахов.

Мне даже гадать не пришлось по поводу того, кто взял на себя функции палачей. Двое близнецов Ивлевых шагнули к сбившемуся, цепко взяв его под руки.

— Давай живее! — зацедил Рома.

Близнец грубо дернул сбившегося, от чего у Владислава болтанулась голова, как у куклы.

Ивлевы безжалостно вытолкали его к кругу. Смотрелось это, как казнь… однако Владислав перестал умолять о пощаде. Сам вошел в центр круга, остановился в указанном месте. Он судорожно сглотнул, но спину выпрямил и поднял подбородок.

И всё же его фигура выглядела маленькой и жалкой посреди двенадцати строгих печатей, обрамлявших границу круга. Каждая из них сияла приглушенным внутренним светом. Сквозь каждую текла энергия, печати будто бы выполняли функцию этакого конденсатора…

— Ты готов пропустить через себя силу потоков? — спросил Астахов.

Владислав глубоко вдохнул и резко выдохнул.

— Да… — с трудом выдавил он.

Учитель ещё несколько минут сверлил его взглядом, скрестив руки на груди. Так, будто хотел психологически сломать сбившегося ещё прежде, чем начнется зловещая процедура.

— Начинайте, — в тишине голос прозвучал, как удар гонга.

Только теперь я понял, зачем собрался Совет Приюта Длани Предков. Каждый из двенадцати его членов занял свое место на одной из двенадцати печатей. Все в свободных балахонах, на головы накинуты капюшоны, скрывающие лица.

Стало понятно и другое. Члены Совета — не просто лучшие бойцы Приюта, каждый из них является своего рода проводником одной из двенадцати первородных энергий, формирующих основу их школы.

Хм… цифра двенадцать в этом мире явно играла первостепенную роль.

— Что происходит? — спросил я Семена.

Тот нервно облизнул губы, не сводя глаз с Владислава.

— Стиль Длани Предков состоит из двенадцати потоков силы, двенадцати предков, открывших этот стиль, — зашептал он. — От них эти… уроды наследуют свою энергию. Каждый в совете здесь — лучший мастер своего поколения. Один накапливает энергию земли, другой воды, третий — металла… Каждый несет в себе частицу общей силы, без которой Длань Предков не сможет держать резонанс.

— Так. Все двенадцать нужны, чтобы создать резонанс? — уточнил я.

— Да, — подтвердил Семен, глядя на Владислава с жалостью. — Двенадцать вместе образуют полную гармонию. Если у тебя внутри хоть малейший сбой, сила просто разорвет тебя…

Мне стало отчетливо понятно, почему советники — настолько разновозрастные. Одно поколение — это двадцать — двадцать пять лет. Их двенадцать… стоп! Это что получается, самому старшему из них — больше двухсот лет?

Догадка заставила задуматься. А в моем мире говорили, что столетние горцы — это удивительная редкость… Интересно, а сколько же лет Учителю? Даже самый пожилой член совета рядом с ним выглядел сопливым пацаном.

Но больше разглядывать их было недосуг.

Один из членов совета первым встал на свою печать — печать «Земля». Он сжал кулаки, опустил взгляд. И… сила внутри него начала нарастать, она теперь ощущалась почти физически. Как будто из-под земли пошел нарастающий гул. Вокруг его стоп возникли разводы энергии глубокого бурого оттенка, похожие на вспаханную почву.

— Прими силу земли, сбившийся, — велел Учитель.

Разводы энергии плавно потянулись от печати и члена совета к Владиславу. Медленно коснулись его ступней. Мужик дернулся, словно его ударило током, но удержался на ногах. По телу сбившегося пробежала дрожь, как будто у Владислава резко поднялась температура, и его колотило в лихорадке.

— Терпи… — шепнул я ему, не зная, слышит ли он